И вот, наконец, подошли к тому, ради чего и была организована вся эта поездка - к встрече с Дымовым. Уже сильно хотелось есть, в голове одиноко плескался шум от выпитого у юаровца пива, но мозг упрямо твердил – «Не думай о еде. Наешься – расслабишься. А пока нельзя…». Дымова они планировали найти в клубе при своей же гостинице. Впрочем, удивляться и усматривать в этом какие-то подстроенные врагом козни было бы бесполезно. Эта гостиница была единственной в городе, где останавливались белые.
Вечером, когда на город упала приятная прохлада, Матвей с «Пятачком» спустились в бар. По-бардельному обтянутый красным бархатом низкий зал, с навсегда въевшимся запахом интернационального пота, табака и вчерашнего алкоголя. В углу стояла пара бильярдных столов, по которым кто-то уже лениво катал разноцветные шары. В углу – небольшой подиум с шестом. Гремела афроамериканская музыка, посетители, коих набралось уже достаточно – а куда еще идти приезжему в темном африканском городке? – нещадно курили, пили и разговаривали. Ну, очень громко. Обстановка самая рабочая, как в классическом кино про столь милый русскому сердцу западный развратный образ жизни.
Дымова Матвей увидел сразу. Тот сидел на высоком табурете у стойки бара и тупо смотрел на стоящий перед ним высокий стакан с пивом и окружающие его пустые рюмки. Время от времени он выстраивал рюмки в какой-то геометрический узор, а бармен, по щелчку его пальцев, подавал Дымову всё новые рюмки, наполняя их из бутылки темного стекла. Чувствовалось, что бармен давно привык к этой игре и даже не пытается забрать пустую тару. Вариант установления контакта пришел сам собой. Указав «Пятачка» место на диване в углу зала, Матвей решительно подошел к Дымову и, хлопнув того по плечу, пьяным голосом громко спросил:
- Братан, ты здесь какими судьбами?
Дымов мотнул головой, отодвинулся, посмотрел на Матвея хорошо загруженными глазами и с некоторым усилием изрек:
- Ты кто? Чего надо?
За две минуты, не переставая энергично хлопать Дымова по плечу, Матвей заставил того «вспомнить» дом советской военной миссии, совместные вечера с волейболом, бильярдом и спиртными напитками, которые посольские товарищи привозили в строго лимитированный военный коллектив в изрядных количествах. Были названы известные Дымову фамилии, Матвей «припомнил» даже их встречу в Москве, во время очередного отпуска. Классический охмуреж ослабленного алкоголем организма был проведен по всем правилам оперативного искусства, с активным использованием индивидуальной харизмы, которой, несомненно, обладал наш герой. Постепенно взгляд Дымова становился всё более осмысленным. И, наконец, он тоже «вспомнил». Да и не мог он не вспомнить, если каждое значимое слова в своей речи – будь то имя или событие – Матвей буквально вбивал своей не детской рукой в плечо, а, следовательно, и в мозг хмельного Дымова. Матвей не представлялся, намеренно также не называя своего собеседника по имени. Зачем, если есть универсальное, такой сближающее, слово «братан».
Дымов, словно пробуя свой язык на вкус, заговорил.
- Ты сам–то, как сюда попал?
- Да вот, по делам… Как ушел с государевой службы, пошел в бизнес. Теперь пытаемся здесь развернуться. Питание хотим поставлять – консервы, сухое молоко, масло растительное. Хотим влезть в международную программу, через ЮНИДО.
(ЮНИДО – ооновская организация, оказывающая гуманитарную помощь гражданскому населению, была у всех на слуху. В Африке только самый ленивый не торговал этими безвозмездными дарами, не нашедшими спрос в цивилизованных странах).
Задача была не заострять внимание Дымова на внезапно объявившемся «приятеле». Дымов должен был говорить сам, лишь изредка подправляемый наводящими вопросами. И Матвей старался не выпускать Дымова из создаваемой буквально на глазах атмосферы доверия.
- А ты как здесь? Потянуло в родные места? Погоны–то снял, наверно? Вон как шикарно выглядишь. А помнишь, как переводчиками…. Ты, правда, и тогда был хорош. Орел!
Шквал вопросов и полуфраз не давал Дымову сосредоточиться. А комплимент, он всегда приятен и притупляет бдительность. Дымов приосанился и не успевал отвечать.
- Да вот я здесь… Работаю… Дембельнулся… Да, помню, как пахали переводчиками…
Далее Матвей «выдал» несколько баек про военных переводчиков, которые в пьяном виде переводили лучше, чем в трезвом, за что особо ценились начальством. Про козлов – начальников, не знавших ни одного, даже родного, языка и даже на матерном разговаривавших со словарем.
Разговор наладился, то есть Дымов, погрузившись в приятные воспоминания, заговорил, наконец-то, сам.
- А помнишь…. А тогда… А вот ещё…
Уловив некую мечтательность в еще отуманенном взоре Дымова, Матвей решил усилить лесть.
- Да… Вы, выпускники ВИИЯка (т.е. Военного института иностранных языков) всегда и язык знали лучше, чем, мы, гражданские. Мы вам завидовали. И стипендия в институте у вас была выше, и распределение, и жизнь интереснее.
Ох, лукавил Матвей. Чему там завидовать – казарме и сапогам?
Но Дымов крючок заглотил.
- Да, это так. Лучше нас не было никого. Но ты, братан, не расстраивайся. Ты тоже неплохо работал. Я помню…
В этот момент на сцену бара выскочили две полуголые черные девахи в тростниковых юбчонках и каких-то тряпочках на груди. Западная музыка замолкла, и раздался рокот там-тамов. Отдаваясь внизу живота и наполнив все помещение бара, эти звуки сразу вытеснили из сознания всё вбитое туда цивилизацией. Ушли заботы и проблемы, забыты даже стаканы на столе и незавершенная игра в карты и на бильярде. Остался только первобытный ритм, быстрый, неровный, завораживающий и всепоглощающий. И эти африканские девицы, в спокойном состоянии сильно подержанные, корявые, с отвисшими животами и грудью, вдруг слаженно забились в такт древнему ритму. В их почти синхронных движениях было столько животной страсти и откровенного предложения, что все мужчины в баре буквально замерли. Это не был сценический и отрепетированный танец. Это сама природа, переходящая из поколения в поколение память тела, выплеснулась на зрителей под звуки африканских барабанов. Продолжение рода и яростное желание насладиться за один миг всей своей короткой жизнью – вот что было заложено в генах этих африканок и двигало этими телами. Ритм барабанов словно синхронизирован с сердцем мужчины и, подчиняясь ему, кровь быстрее разливается по телу, напрягая и вздыбливая чувства и мысли. Матвей, давно знакомый с этой магией африканского танца, с трудом отвел взгляд от танцовщиц и оглядел зал. Все посетители бара забыли о своих разговорах и занятиях. Брошены карты, стаканы, бильярд. Глаза, устремленные на сцену, наливаются кровью и напряжением, на лицах выступают капли пота, руки нервно сжимаются. «Пятачок», казалось, был готов выпрыгнуть из своего кресла на сцену; его лицо переливалось красными пятнами. Даже у Дымова наметилось какое-то осмысленное движение мыслей на лице, словно он начал трезветь («а вот этого нам не надо!» - сразу подумал Матвей) и готовился к какому-то действию.
Барабаны вдруг стихли. С их последним ударом танцовщицы упали ниц, стукнувшись коленями об пол и уронив головы на простертые по полу руки. Было видно, что по их телам еще пробегают волнами, как судороги, движения мышц. Из хриплых глоток зрителей раздался рев восторга. Вверх взметнулись руки, но всех опередил Дымов. Он резко встал и рукой, в которой был зажат пучок разноцветных банкнот, помахал танцовщицам, вскочившим с пола. Они сразу замахами руками в ответ и направились к Дымову, мимо явно недовольных остальных посетителей бара. Те, впрочем, сразу утешились, поскольку чья-то опытная рука будто вплеснула в зал несколько ярко одетых и раскрашенных черных девиц. За столиками снова взметнулся лес рук, девиц моментально разобрали по столам, а не успевшие занять сидячие места посетители ринулись к стойке и нанесли изрядный урон запасом спиртного, к явному удовольствию бармена.
Дымов жестом показал Матвею и девицам за столик с диваном и первым плюхнулся за него. Девицы, сразу утратившие свою танцевальную привлекательность, снова превратились в потасканных и грубо накрашенных африканских девиц, от которых к тому сильно пахло потным телом. Они сразу плюхнулись по обе стороны Дымова и замахали бармену руками. Тот тут же подошел к столу с подносом, щедро уставленным стаканчиками и блюдцами с незамысловатой местной закуской. Девицы завизжали и стали неискренне изображать свою страсть к Дымову. При этом они искоса посматривали на Матвея такими откровенными взглядами, что тот протрезвел. К счастью, скоро Дымов сумел выбраться из-под черных телес и ушел «помыть руки».
Матвей сразу же достал несколько местных купюр, вручил их девицам и на местном, грубом и солдатском, наречии приказал им убраться и не подходить больше к их столу. По всей видимости, он был достаточно убедителен, поскольку гетеры молча допили свои напитки и ретировались. Через минуты их визгливый смех уже раздавался из другого угла полутемного бара. По знаку Матвея бармен убрал всё со стола, принеся два стаканчика виски. Еще за одну купюру он обещал не подпускать к их столику ни одной девицы. Вернувшийся Дымов, казалось, не заметил отсутствия девиц и молча выпил свой виски.
Матвею надо было срочно вернуть нить разговора, и он, доверительно тронув Дымова за плечо, начал.
- А помнить, ты рассказывал, что однажды в институте вы возвращались из увольнения сильно выпившие. А дежурил на КПП кто-то из самых злобных офицеров. И один из вас, курсантов, пьяный в хлам, упал у самых ног этого офицера и только смог сказать: «Не заложи, друг». И офицер дал команду уложить бедолагу на свое место и ничего не записал в журнал.
- Да, было – радостно воскликнул Дымов – это я был тот курсант.
- Здорово! До сих пор помню и другим рассказываю эту историю. Только, помнится, один из ваших, Кульчитский, кажется, её себе приписывал…
- Да врет он всё, как всегда. Он в институте не пил, в самоволки не ходил. Зубрила и стукач…
Заплетающийся язык Дымова с трудом осиливал слова.
- Слушай, а где он сейчас? Наверно, еще служит, карьерист?
- Да нет. Тоже уволился. Крутым бизнесменом стал. Но как был сволочью, так и остался.
- А ты с ним видишься?
- Да так, иногда…
В голосе Дымова появились трезвые нотки, а в глазах - стремление к мысли. Это не входило в планы Матвея. Он заказал еще по двойной порции и предложил выпить за боевую молодость. По прошествии ряда лет всем нам кажется, что молодость у нас была боевая, и тост был выпит, хоть с трудом, но стоя.
Теперь, чтобы Дымов опять отвечал утвердительно, нужно было, как учит старина Корнеги, добиться от него трех положительных ответов.
- Слушай, братан, а вы ведь тогда в этой стране не прохлаждались. Вы ведь в районах непосредственных боевых действий работали. Не зря ведь вам год выслуги за два шел.
- Да! - с гордостью ответил Дымов, практически никогда не выезжавший из столичного штаба всю командировку.
Один – ноль.
- Вы ведь подписку давали о неразглашении сведений о том, что воюете?
- Да, давали, - снова согласился Дымов, стрелявший только на стрельбище.
Два - ноль.
- Слушай, а ребята говорили, что тебя к боевой награде представляли. За какое – то конкретное дело.
- Да, получил. За дело! - важно согласился Дымов, имевший две медали за выслугу лет.
Три - ноль. Что и требовалось сделать.
- Завидую, братан. А я так шлангом гражданским и просидел в Луанде, нос боялся высунуть. Вы, конечно, ребята боевые. Да и сейчас поэтому при деле. И бизнес у вас серьезный. Вон, недавно в Москве Кульчитский ребятам рассказывал, что по Средиземному морю на своей яхте ходит, девчонок – моделей катает.
- Кто, Кульчитский? Да он пилит, как Троцкий. Яхта! Модели! Да он как собака на привязи, все стережет. То в Москве сидит, то здесь околачивается.
- Ну, еще по одной. За тех, кто честно работает.
- Вот именно. Честно! – Дымов с трудом открывал глаза и рот, – А то он так запутался, что меня все время просят его прокотри…. проконтро…
проконтролировать. Приедет, наобещает, задатки соберет, бумажек навручает… А мне расхлебывать…. А они ребята серьезные…
Дымов засыпал на глазах.
- Еще по одной? А кто они–то?
Матвей пытался растормошить собеседника.
- Пить больше не буду. А они – суки. Сволочи черножопые - неожиданно трезво сказал Дымов, резко поднялся с дивана и тут же рухнул.
Матвей попытался его поднять, подозвал «Пятачка», и они вдвоем выволокли Дымова из бара. Дежурный администратор окликнул их и молча вручил ключ от дымовского номера.
То есть, обычное дело. Только кто же тебя, милый, обычно в номер затаскивает? Уж не девицы ли?
Номер Дымова оказался по–спартански пуст. Все немногочисленные вещи были сложены в огромный металлический чемодан, закрытый на цифровой замок. Видимо, зная за собой эту привычку бывать доставленным в номер в бессознательном положении, Дымов специально запирал все вещи в чемодан, вид и размеры которого не позволяли потенциальным ворам пронести его незаметно мимо администратора и охраны гостиницы.
Положив бесчувственного Дымова на кровать, Матвей с «Пятачком», скорее для порядка, быстро осмотрели номер. Пусто. Даже туалетные принадлежности спрятаны. Ванна наполнена водой. Африканская привычка – а вдруг воду отключат? А так, при таком запасе воды и душ из ковшика принять можно и унитаз смыть. Перед кондиционером - полная бутылка минеральной воды. Правильно, ночной «сушняк» – дело серьезное, а нефильтрованную воду пить нельзя.
Из-за двери доносились голоса и шаги постояльцев. Матвей попросил «Пятачка» встать в коридор, «на всякий случай». Очень хотелось взглянуть на содержимое чемодана. Дымов ведь обмолвился о том, что Кульчитский «бумажки вручает». Так, на чемодане цифровой замок. Шесть цифр. Пробовать комбинации бесполезно. Какие цифры помнит и использует для кода обычный человек? Год и дата рождения – банально. Дата свадьбы даже у трезвого не сразу всплывает. Исторические даты отметаем, размеры одежды и обуви тоже. Номер дома и квартиры тоже не шестизначные.
А если человек – офицер? Какие шесть цифр офицер помнит всегда? Или всегда может проверить? Личный номер или номер личного оружия! Личного оружия у Дымова нет. А если и есть, то этот номер он вряд ли когда пытался запомнить. А личный номер? Вот он, родной. Висит на шее у мирно храпящего Дымова. Настоящий жетон отбирают при увольнении. А этот – серебряный, на серебряной же цепочке. С одной стороны - иконка, а с другой – группа крови, резус и номер офицерский, шестизначный.
Набираем. Не работает. Ну да, было бы странно, если бы шифр от замка так прямо и был написан. Всё равно, что свой банковский код вытравить на лбу. Пробуем начать с последней цифры. Не сработало. Третий вариант – сначала последние три цифры, потом первые.
Есть. Замок открыт.
Всё–таки есть в нас, мужчинах и офицерах, что–то общее, роднящее нас! Что–то эдакое. Изысканное и утонченное.
Под плавный ход этих мыслей Матвей открыл чемодан. Папка с бумагами лежала на самом дне, под аккуратно сложенным костюмом, в котором Дымов, видимо, улетал и прилетал в Москву. В тоненькой папочке было всего три документа. Вернее, три копии документов. Только три. Но какие!
Первый – доверенность Дымову от имени компании, главой которой числился Кульчитский, на право совершать всякие там юридические действия, включая право «пересмотра условий контракта номер такой-то, в части, касающейся сроков поставок и номенклатуры изделий, не меняющих суть сделки». Вот такая формулировочка. Документ был на русском языке, заверен печатью компании и подписью самого Кульчитского, но без нотариального заверения.
Второй документ – копия того самого контракта, в соответствии с которым компания Кульчитского поставляет некой ангольской фирме, назовем её для удобства «Рога и копыта», некое оборудование за определенную сумму в соответствии с приложением. Срок очередной поставки…. Послезавтра!? Само приложение отсутствовало.
И третий документ – долговая расписка Кульчитского за полученные у той же уважаемой компании «Рога и копыта» кругленькой суммы в несколько миллионов долларов США в качестве предоплаты за поставку товара по тому же упомянутому контракту.
Первой мыслью Матвея была сфотографировав документы своим мобильным телефоном и отправить эту информацию в Москву. Но в голову закралась простая, как пуля, мысль,- «А если это и есть то, что им надо, то не захотят ли милые коллеги сэкономить на моем обратном билете и оставить меня здесь? Навсегда…» И он ограничился тем, что постарался запомнить содержимое документов, благо фактической информации там было совсем немного. Такие вот мыслишки залетают иногда в голову. Особенно, если в это время голова не занята чем-то более интересным. Какими-либо возвышенными мыслями. Или просто смакованием вкусного, но полезного, напитка? А, пожалуй... И, аккуратно заперев чемодан, Матвей снова спустился в бар. Там он постарался не думать о качестве потребляемого напитка, компенсировав это количеством, и с удовольствием выиграл пачку местных купюр игрой на бильярде.