Они оставили незапертую машину с ключами в замке зажигания на стоянке аэропорта и, не спеша, вошли в прохладный зал аэровокзала. Ирина шла, опираясь на руку Василия. Её шортики, как всегда, сразу же начали производить свое впечатление, а собачка на руках и умопомрачительные солнечные очки — завершили его. Завершили полной победой над представительницами других, хоть и обласканных судьбой, народов. На требуемый им рейс родного «Аэрофлота» до Москвы билетов, конечно, не было, но после переговоров Василия с представителем этой славной компании, ему за наличные были проданы два «случайно свободных» места в бизнес — классе. Причем, как понял Матвей по совсем не доброму виду Василия, тому пришлось выложить третью столь же внушительную сумму за перелет собачки и аренду для нее позолоченной клетки. Перед тем, как пойти на посадку, Василий позвонил своему работодателю и известил того, не пускаясь в детали, о том, что они вылетают в Москву. Затем они обменялись с Матвеем крепким мужским рукопожатием, не опускаясь до столь модного в наши дни обнимания друг друга и целования в небритые щеки. Затем они молча разошлись. То, что они встретятся, было и так ясно. Поскольку привычные слова «увидимся» и «созвонимся» уже давно не несут в себе первоначально заложенного смысла. Эти слова — просто гудки, которыми обмениваются пароходы, расходясь на встречных курсах. А уж если ты услышал — «ну, давай, увидимся (созвонимся) как—нибудь», можешь быть уверен, что ни видеть, ни слышать тебя не хотят вовсе.
Итак, Матвей сел в свое воздушное такси, перелетел часть Средиземного моря и благополучно приземлился в курортной Турции. Еще через пару часов он прибыл в свой отель, где с наслаждением залез под душ. Почти светало, когда он ложился хоть пару часов поспать. Тут позвонил Василий и сообщил, что они приземлились в Москве. И только после этого Матвей набрал «телефон друга», который дал ему Миша и сообщил, где тот находится. Часа полтора он все-таки проспал, после чего усилием воли решил войти в привычный (для кого?) ритм курортной жизни. Ведь в этот день приезжала жена!
Завтрак опять проигнорирован, причем Матвей с тревогой начинал понимать, что это уже стало входить у него в привычку. Так и до диеты дойти можно! Проплыв в еще прохладной воде бассейна сотню метров, Матвей расположился в шезлонге, готовясь провести в приятной полудреме ближайшие два часа. Почему два? Да потому, что бар открывался через два часа, а бармена всё-таки надо было проучить. Да и выпить чего-нибудь прохладительного на отдыхе совсем не возбраняется.
— Простите, вы, кажется из России? Не могли бы вы мне помочь?
Голос донесся с соседнего шезлонга. Скосив туда глаз, Матвей увидел еще совсем белокожую особу заманчивых форм, с интересом смотрящую на него. Умопомрачительный купальник, кокетливая шляпка и все двадцать ярко накрашенных ногтей производили сильное впечатление. Дама явно относилась к категории «постоянно находящихся в состоянии временного незамужества» и, судя по всему, собиралась организовать полномасштабное наступление на одинокого и беззащитного мужчину. В полусонной голове Матвея с трудом и скрипом выстраивались формулировки достойного ответа, но его буквально спас такой милый и знакомый голос:
— Ну, здравствуй, дорогой. Вижу, что ждал меня и скучал. Обещаю больше не оставлять тебя.
Жена! Любимая! Всегда так неожиданно. Но так приятно!
Остаток отпуска прошел в приятном ничегонеделании. Массажный кабинет они не посещали, но могучую фигуру Андрея Матвей один раз встретил ранним утром на пляже. Увидев Матвея, Андрюша побледнел всем свои загорелым лицом и исчез из поля зрения. Навсегда. Самого Мустафу больше лицезреть не довелось, да тому едва ли понравилась бы такая встреча. Вещи Василия и Иры администрация отеля, за весьма немалые деньги, упаковала и отправила на грузовой терминал московского аэропорта Шереметьево, где их благополучно получили. Почти все. Благополучный исход всей этой непростой истории настроил Матвея на лирический лад, и он не стал наказывать бармена. Тем более что, увидев как-то в своем баре Матвея с женой, бармен сразу принес на их столик почти полную бутылку виски и большой кувшин пива. Правда, разглядев недоуменный взгляд жены и явно не одобрительно нахмуренные брови самого Матвея, тут же унес все назад. Жена, конечно, поняла, кто научил бармена такому обхождению, но, будучи женщиной умной, не стала развивать эту тему. Сложнее было объяснить ей исчезновение некоторые предметов одежды Матвея и появление новых, но ему удалось изобрести и убедительно изложить очередную легенду. Поскольку эти шероховатости явно не дотягивали до измены (семье или Родине, что, по мнению женщин, почти идентично), то Матвей был прощен. Не ясно, за что, но на всякий случай.
Вернувшись в дождливую и суетную Москву, Матвей вышел на следующий день на работу. Столь радостное событие не прошло незамеченным, и его работодатель сам навестил скромный матвеевский кабинет. После приветствий и краткого обмена впечатлениями об отдыхе, работодатель так хитренько прищурился и будто невзначай спросил:
— Что, место работы решил поменять? Может, зарплата маленькая? Так ты скажи, обсудим.
Далее выяснилось, что ему звонил «босс» Василия, с которым они шапочно знакомы, и интересовался Матвеем. Кем работал и работает, где находится. Ну и в целом...
— Конечно, я дал тебе прекрасную характеристику, прошлого твоего я и сам толком не знаю. А вот о будущем хочу поговорить. Я бы не хотел терять тебя как сотрудника, но мы — свободные люди и живем в свободной стране. Его корпорация неизмеримо больше и богаче мой компании, но по-дружески хочу предупредить, что сам он — очень крутой и деспотичный мужик. А ты этого не любишь. И методы работы там, как — бы это сказать помягче, силовые.
Матвей постарался убедить своего работодателя в том, что не собирается уходить. Хотя фраза о возможности повышения оплаты своего труда ему понравилась. Надо будет вернуться к этому вопросу.
Василий вечером позвонил ему сам и попросил о встрече в городе. Ибо уже всем известно, что телефон предназначен не для обмена информацией, а для её съёма. Опять же, встретиться, помолчать, стаканчик — другой хорошего напитка выпить, да под закусочку приятную, а в чем, как не в этом, смысл бытия!? Конечно, доморощенные философы, метафизики и прочие вечно недовольные жизнью будут возражать автору, говоря о том, что есть и другие ценности. Да, есть, не спорю. Но и эта имеет полное право на существование. И уж если жена Матвея это признала, дальше спорить бесполезно.
Итак, вечером, в уютном погребке старой Москвы приятели встретились вновь. С момента их последнего рукопожатия в аэропорте Никосии прошло чуть больше двух недель, но, казалось, это всё было в другой жизни. Снова крепко пожали друг другу руки и, молча, выпили по первой. За всё хорошее. А затем говорил Василий.
— Долетели мы нормально. Прямо с трапа Иру забрала «Скорая помощь» и отвезла в ту же клинику, где она до этого лечилась. Врачи сказали, что вовремя, но только теперь неизвестно, сколько она там пробудет. Повторное лечение может затянуться. Вот, она тебе передала, — Василий протянул Матвею пакет. Там была подзорная труба. Не та, из гостиничного номера, якобы старинная, а самая настоящая морская антикварная труба, с клеймом известного мастера и заслуженным медным корпусом, посеченным ветрами всех морей. Там же была фотография улыбающихся Ирины и её собачки. На обороте фотографии дрожащим, похожим на детский, почерком было написано — «Спасибо!».
— Слушай, а кто такой этот Миша? Планы — то у него были грандиозные. Парень явно знал, что делал. Видно, что он не по объявлению с улицы пришел.
— Я не так много знаю. Босс не стал меня в подробности посвящать, не счел нужным. А может, и правильно. Меньше знаешь, дольше и спокойнее живешь. Так вот, знаю, что Миша этот — сын его давнего знакомого, очень крутого и влиятельного человека, еще из прежней номенклатуры, который и начинал весь их нынешний бизнес. Потом, после смерти этого «большого папы», босс взял Мишу к себе. Финансовым директором. Видимо, у парня действительно мозги работают. Что-то там, в розовой юности, было у Миши с Ириной. Потом они разошлись. Но босс считает, что именно Миша пытался Иру на наркотики посадить. Там такой круговорот, включая дележ денег, что лучше не лезть.
— Да мне это и не надо. Просто интересно.
— Босс явно что-то не договаривает. Сдается мне, что эта история еще не до конца отработана, и, не исключаю, у Миши есть основания недолюбливать Ириного папу. Да, мне пришлось рассказать о тебе боссу, ты уж прости. Иначе слишком яркая и неправдоподобная история получалась. Как в кино. Он хотел бы с тобой встретиться. Не знаю, зачем. Вот визитку передал, с личным телефоном. По нему только дочь звонит. Раньше я тоже звонил, — Василий, явно выступающий в тот вечер добрым волшебником, передал Матвею пухлый конверт и визитку.
— В конверте деньги. Тебе от босса, за помощь. Бери, не стесняйся. У тебя тоже были расходы, да и босс не обеднеет. Все-таки дочь ему вернули, да и вообще, неизвестно, что с ним было бы, если бы Мишин план сработал. Босса ведь потом второй раз чуть не грохнули, пока ты отдыхал. Он теперь собственное расследование проводит, по всем правилам, оперативным и мафиозным. Нескольких бывших оперов на службу взял плюс пару аналитиков. Меня хотел во главе всего этого дела поставить, но я отказался. Но он человека нашел — за такие-то деньги! С Петровки. Ничего, толковый парень. Но очень уж озлобленный. Видимо, тоже что-то личное есть, совсем отвязанный. Такую бурную деятельность развели! Пару трупов уже в прудах выловили, я читал. А сколько людишек, наверно, просто «душевно опросили». Все ближнее окружение босса просеяли, даже через детектор пропустили. А потом по внешнему кругу пошли. Особенно по тусовочным местам и людям, да и по наркошам известным. Ясно, не основным, не организаторам этого бизнеса. Тех не ухватишь, хотя все их знают. А так, из распространителей, тех, кто Ириной компании эту гадость поставлял. Теперь босс охрану утроил, и, по всей видимости, за границу отбыть на постоянное место жительства собирается. Как только Иру из клиники заберет.
— Тебе-то хоть заплатили? — Матвей всё еще держал конверт в руках, пока не решив, что с ним делать.
— Не сразу, но заплатил. Сначала информацию про нас собирал. Даже команду посылал в Турцию и на Кипр. Думаю, эти ребята потом по Мише — компаньону стали работать. Не уйти ушлому Мишеньке. Там, в команде, ребята матерые. Потом мне поверил, и заплатил даже больше, чем обещал. На спортклуб хватит. На аренду, оборудование и на первые полгода, пока на прибыль не выйдем. Я уже все просчитал.
— Уже собрался открывать? А как же планы еще подождать?
— Нет, всё, увольняюсь, и боссу уже сказал. Какой-то осадок у меня после этой истории остался. Не смогу больше с ним работать.
— Ну, как знаешь. Давай за успех твоего нового дела! Пришлешь мне потом проспекты, я среди знакомых распространю. Ты ведь будешь мастер — классы по карате или самообороне вести?
— Да, конечно, буду. И я уже начал ребят подбирать, в тренерскую команду. Сам—то не хочешь потренироваться? Тебе — бесплатно.
— Я и заплатить могу, — Матвей наконец решился и положил конверт в карман, а визитку демонстративно порвал на мелкие кусочки, — приду с удовольствием, — Да, а почему там, в Фамагусте, ты сказал, что тебе необходимо освободить Иру не только из-за денег? Что-то личное? Не хочешь — не говори.
— Тебе — скажу. Она мне нравится, и я её... жалею. Она же подранок. И я её не брошу. Стану тенью, если надо. Пока не уедет. А, может, и не уедет...
И такой при этом был у него взгляд, что больше этой темы не касались.
И уже потом, когда встреча переросла в свою душевно — романтическую стадию, и была заказана вторая бутылочка, Василий, словно невзначай, вдруг сказал:
— Помнишь, я тебе говорил, что ко мне на работу наши ребята раньше просились? Тоже «подранки»? Так вот, опять идут. Не просят, гордые, но в глазах у них... Еще кто-то из наших стихи про них написал. Я их хорошо запомнил, потому наверно, что сам чуть таким не стал. Помнишь?
Материально задавленные
И социально замученные,
Живут кое-где еще, странные,
Эти специально обученные...
Умеющие и знающие,
Добротно воспитанные,
Глаза понимающие,
Пока не испитые.
Сорочки поношены, ботинки уж рваные,
От ветра сутулясь, бредут между пьяными.
Их грязью обдав, вдаль летят «Мерседесы»,
В стране, где и Бог, и черти, и бесы...
Не все приспособились,
Нашли в рынке полочку.
Иные сподобились,
Лежат на пригорочке.
Скукожились в ящиках,
В тапчоночках разовых.
Все лучше, чем в Кащенко,
В кальсонах-то бязевых.
Но верю и знаю, что все образуется.
И солнце взойдет, и мечты чьи-то сбудутся.
Не все доживут. На то — эволюция!
(Избавь лишь нас, Бог, от другой революции.)
Уйдут тихо слабые, насытятся сильные.
А вдруг повезет, и придут не дебильные!?
Толкнут вперед лодку, налягут на весла!
И все будет внятно, понятно и просто.
Поймут они ценность обычной уключины,
То есть, нас, уцелевших, специально обученных.
Что, внешне не броски, крепки и надежны,
Всегда — там, где надо. Просты и серьезны.
Весла не упустят, врага остановят.
И рюмку удержат, и книгу откроют,
И в драке сгодятся (ведь всяко бывает).
А коль уж тонуть нам пора наступает,
Красиво, уверенно ляжем на дно.
Там — вечность. Там — мудрость. Хотя и темно.
Уйдем в никуда. Лишь одно утешает:
Давно ведь известно, что кверху всплывает...
Так что буду брать их к себе на работу. Да, кстати, о работе. Слушай, Матвей, надо мне один вопросик порешать. Друг мой в беду попал, помочь надо. Подключись! Там дел — то всего на несколько дней!
Ничего ему сразу Матвей не ответил. Вздохнул про себя, рюмки налил и, чокнувшись с Василием, вкусно выпил.
— Не сейчас. Не ломай вечер! Давай завтра у меня на работе по-трезвому встретимся и посмотрим, в чем там собака порылась. Может, что и придумаем. Но — в рамках закона! — голос Матвея стал командным, а взгляд — строгим.
— Само собой! Как обычно... — не стал возражать Василий, вновь наполняя рюмки.
И это было правильно.