Чуть засветло, пока солнце еще не растопило тонкую ледяную корку, сковавшую дворовую грязь, караван тронулся в путь. Груженые лошади Ярого со товарищи замыкали цепочку верблюдов, а сами воины заняли свои места, как и положено караванной страже. Пока солнце всходило за их спинами, Ярый несколько раз объехал неторопливо идущий караван, поприветствовал бека Турая, величаво восседавшего на своем богато украшенном аргамаке, обменялся несколькими словами с Актаем. Тот был непривычно строг в своем положении главы караванной стражи, сказав лишь, что подойдет к их костру на ночевке. Два стражника баскака по-прежнему охраняли двух верблюдов – одного, с притороченными к нему коврами и походными сундуками и второго, с одной стороны которого висели ковры и вьюки с мягкой поклажей, а с другой – та самая плетеная корзинка. Ярому показалось, что меж щелей ивовых прутьев блеснули чьи-то глаза, но это мог быть и солнечный отблеск. Да и что ему за дело, что за ребенка вез Турай в далекие от Орды края! Остальной караван шел в обычном порядке. Привычные к походному строю верблюды мерно жевали свою вечную жвачку, плавно покачивая дремавших на их спинах караванщиков. Путь каждому указывал хвост предыдущего, а общий ритм движения и его направление давал медный колоколец, подвешенный на горделивой шее вожака, которого вел под уздцы главный караванщик. Или, когда тот спал на спине своего «спального» верблюда, его опытный помощник.
Во время дневного пути остановок не делали, перекусывая на ходу. Уже стало заметно темнеть, когда главный караванщик сказал, что что до ближайшей ямы засветло они не успевают, и предложил заночевать неподалеку, у становища его знакомого.
- Мы совсем немного ему заплатим, и он примет нас как гостей, - почтительно склоняясь, говорил караванщик баскаку. Тот вопросительно посмотрел на Актая. Тот важно кивнул, незаметно для Турая обменявшись быстрыми взглядами с караванщиком и моргнув Ярому.
«Видать, так надо,» - подумал воин и на вопрос осторожного баскака о возможности такой ночевки в степи ответил утвердительно.
К становищу подошли уже затемно, ориентируясь на огни костров и лай сторожевых собак. Актай, получив у Турая несколько монет для главы кочующей здесь семьи – плата за ночлег – поскакал к самой большой юрте, показав рукой, где становиться на ночевку. Не было его долго. Караванщики успели стреножить верблюдов и коней, разложили костры и темные циновки для ночлега. Бек Турай, как и обещал, пригласил к ужину Ярого и его людей, приказав своим людям задать корм их лошадям. Уже приступили к трапезе, когда подъехал Актай.
- Все в порядке. Аксакал не может подъехать – занемог. Но охрану обеспечит. Его внуки с собаками будут охранять караван, так что можем отдыхать.
От предложения принять участие в трапезе Актай отказался, сказав, что его угостили в становище. После этого он сразу отъехал в темноту. Зорким глазом степного разведчика Ярый заметил, что Актай подъехал к костру, где сидели главный караванщик и купцы, и что-то сказал им, кивая плетью в сторону юрт. И пока Турай с приглашенными наслаждались едой, не такой роскошной, как первый раз, но весьма обильной, Ярый успел заметить, как купцы с караванщиком и Актаем, на нескольких верблюдах отъехали к становищу. Лекша и два его товарища, быстро поев и поблагодарив хозяина тоже ушли, сославшись на необходимость проверить коней.
«Купцы есть купцы» - понял Ярый действия караванщиков. «Все ясно – осень, кочевье продало нагулявшийся за лето скот, есть деньги, но базары из-за бучи в Орде бездействуют, а женщины требуют материи, украшений и сладостей. А Актаю-то зачем это надо? А мои молодцы – чужая охрана, она и есть чужая. Надо самим присмотреть».
Его мысли прервал Турай. Откинувшись на положенный по спину вьюк, баскак явно хотел поговорить с равным ему по положению ордынским сотником, покидавшим Орду и уже не представлявшим для него угрозы.
- А где, уважаемый, вы получили ваши ранения, так красноречиво свидетельствующие о вашей доблести?
И Ярый, неожиданно даже для себя, рассказал правду.
- Много лун тому назад, когда я был молодым десятником, весь наш стан, нашу тысячу всадников, послал хан на север Руси. Тогда новгородский князь Александр попросил его о помощи в борьбе с литовским княжеством. Уж больно достали его литовцы и шведы набегами, и не мог Александр дань даже малую платить хану. Потому мы и помогли. А с литовцами шли рыцари тевтонского ордена. Вот эти-то закованные в железо, с рогатыми шлемами, и оставили мне на память шрам и калеченную ногу. Сам князь русский меня тогда из кучи тел вытащил и тысяцкому моему, Каюму, велел хану передать слова о подвиге моем.
- Передал? Награду получил?
- Наверно, передал. Мою награду не видел, но свою, наверно он сразу получил, - горько усмехнулся Ярый, но вспомнив свою вымышленную историю, добавил, - А мне только теперь разрешили отъехать. Но не доживать спокойно с семьей, а на рубеж, опять биться.
- Да, монголы не умею быть благодарными не своим сородичам. Ты ведь не монгол? Из тамги? Русич? Я ведь был в ваших землях. Русича сразу отличу. Взгляд у вас особый. Словно знаете что-то, о чем другим народам неведомо.
Ярый даже не отвечал. Что говорить, когда и так все очевидно.
Турай продолжил, прикрыв глаза и раскачиваясь на скрещенных под собой ногах.
- Я ведь сам из половецких степей. Мой род бился с монголами, но проиграл, как проигрывают все. Мне повезло – мальчишкой отдали ученому китайцу. Научился языкам, письму и счету. Сколько мне пришлось унижений пройти, сколько беков и их жен умаслить, чтобы баскаком стать. Если бы всё, что я имел, у меня осталось… - здесь он замолчал, поняв, что сказал лишнее. Но, отхлебнув из маленькой бутылочки, продолжил, - а ты знал, что князь Александр, за которого ты бился, был названным сыном самого Батыя и побратимом Сартака, Батыева наследника? Это ведь Александр и его священник, когда приезжали в Орду, склонили Сартака к своей вере. А Сартака убили, и сына его, маленького Улагчи, убили, - засыпавший, было, Турай вскинул голову и снова отхлебнув из бутылочки, криво усмехнулся Ярому.
- Интересно, сотник? Не знал, верно, таких подробностей среди своих коней и воинов? Будешь слушать дальше? Или спать пойдешь?
- Буду! – твердо сказал Ярый, - продолжай.
- А Сартаку Батый отдал всю Русь. На – владей и дань собирай! Сам Батый больше на юг смотрел. Там богато! Кавказ, Хорезм, Бухара, Персия! Страны несметных богатств, мастеров, врачей и ученых! Но Сартак был рад своему уделу, хотел, видимо, новую Великую Орду основать и даже с самим римским патриархом сразиться! Сартак даже новую ставку основал, ближе к Руси. Хотел дальше идти, за земли унгров, к германцам и франкам. В новой ставке он собрал 600 000 конных воинов. Ты понял, неграмотный воин – шесть десятков тёмен! Ты даже представить себе этого не можешь. Земля дрожала и пыль стояла выше солнца, когда они шли перед ханом Сартаком. И в этой массе только 6 тёмен были монгольскими. Остальные – тамга и завоеванные народы, послушные Великому хану, который держал их в железной узде, но обещал все сокровища мира. И Сартак дошел до бы края Вечного океана и привел бы туда нас, сборщиков дани, но жизнь так скоротечна…
И в Белую юрту Орды вошел хан Берке, брат Батыя, убийца Сартака и Улагчи. То, что убил, это понятно. У великих мира сего это порядок такой – путь к власти идет по телам своих близких. Не ты, так тебя. Это – в природе нас, людей. Но Берке принял ислам и нарушил равновесие в империи. Он не только поменял письменность и систему счета, что выбило из седла нас, прежних сборщиков дани. Он хочет заменить нас на откупщиков из Хивы, которые, как мне стало известно, уже заплатили ему несметное количество золота за право собирать дань во все землям Орды. И первое, что они хотят сделать, чтобы сразу набить карманы, это проверить и обворовать нас, тех кто долгие годы… Честно и преданно…
«Так вот почему ты, драгоценнейший, бежишь из Орды - думал Ярый, не испытывая ни малейшего сочувствия к баскаку. – Интересно, куда?»
Но даже спрашивать об этом не пришлось. Пожалев себя, несчастного, Турай рассказал, что уже пару лет турецкие мамелюки, пришедшие к власти в Египте, охотно принимают к себе половцев, этих заклятых врагов монголов. Их молодой вождь Бейбарс, сам, как говорят, из половцев, дает своим сородичам земли для поселения, формирует из них конные отряды. И он, бек Турай считает, что его опыт найдет себе применение в Египте, тем более, что «кое-какие приготовления он уже сделал».
На этих словах он уснул окончательно. Ярый подозвал к себе крысоусого, все это время почтительно стоявшего поодаль, и, оставив на того спящего хозяина, направился к своему ложу, заботливо приготовленному его воинами чуть вдалеке от ночлега Турая.
Но сразу уснуть ему не удалось. Он слышал, как вернулись из становища и весело переговаривались между собой купцы, как прискакал Актай. Ярый прикрыл глаза, казалось, только на мгновенье, как услышал голоса двух своих воинов, ранее ушедших от дастархана «присмотреть за лошадьми».
- Разбуди его!
- Нет, ты буди!
- Да ладно, я не сплю. Что случилось?
И воины шепотом, перебивая друг друга, поведали ему следующее. Еще во время дневного перехода они случайно подслушали, что охранявшие личные вещи баскака его слуги договаривались сегодня ночью, когда их хозяин, как обычно выпьет и уснет, еще раз обсудить намеченное ограбление. И вот воины бесшумно пробрались ночью почти к самому костру, где рядом с сундуками сидели два их стража и прослушали весь их разговор.
- Этот жирный Турай уже не первый раз направляется к Фракийскому морю. Там, в одном из городов он отдает свои деньги еврею – меняле, а тот взамен выдает какие-то бумаги. Турай как-то проболтался при них, что эти бумаги он может предъявить в Александрии и получить там свои деньги, - торопливо начинал говорить один.
- И еще ругался, что иудей много берет за эту услугу, - перебивал его второй.
- Тихо, шайтан вам в глотку, говорите тихо и по одному. Давай сначала ты, - он показал пальцем в грудь одному из воинов, - а потом, если что забудешь, второй скажет.
- Вот, и еще они узнали, что эта поездка – последняя. Турай везет самые большие сундуки. В городе он наймет большую лодку и навсегда уедет в Египет, в эту самую Александрию. Вместе с Гюльсан, ну, той, что он в корзине везет, и тем, писцом со смешными усами. А этих охранников не берет, сказал, что они должны вернуться в Сарай, к его женам. А что им там делать со старыми и злыми женами, если сам бек со всеми деньгами уедет. Вот они и решили его ограбить.
Второй воин не выдержал.
- Они хотели украсть один из сундуков, самый тяжелый, этой ночью, на почтовой станции. У них есть ключ. Еще давно сделали, в Сарае. Хотели вынуть его содержимое и закопать по дороге. А потом довезти сундук до места и убежать, чтобы откопать спрятанное. Сегодня у них не получилось, до ямы караван не дошел, а здесь им несподручно, нас боятся да охраны с собаками, которые могут их раскрыть. Остались две ночевки. Скорее всего, попробуют следующей ночью.
- А кто такая Гюльсан?
- Они не говорили… Что делать будем, атаман?
Ярый задумался. С одной стороны, Турая нисколько не жалко. Он достаточно награбил. С другой стороны, если баскак обнаружит пропажу, он может подумать на Ярого и его людей. Поднимет шум, что для них, беглых, совсем не желательно. Да и подрядились они вроде как охранять бека. Попали…
- Вот что, ребята. Пока молчим, но за всем следим. И сегодня, чтобы быль уверенными, надо отследить этих сторожей до утра. Сами решите, кто первый в дозор. Завтра решим, что делать, - и, увидев, как тухнут горевшие было глаза воинов, добавил, - Тураю ничего не скажем. Когда эти сторожа украдут деньги и прикопают их, мы должны увидеть. А что с кладом, НИЧЕЙНЫМ, делать, сами решим.
Воины сразу оживились и исчезли во тьме. Сна как не бывало.
Перед самым рассветом, когда весь лагерь был погружен в темноту и тишину, нарушаемую лишь далеким лаем собак да чавканьем верблюдов, жующих свою вечную жвачку, откуда-то из серого предутреннего тумана появился Лекша. Непривычно задумчивый, он присел у почти затухшего костра, подбросил на мерцающие угли несколько сухих веток и замер, опустив голову и обхватив колени руками. Никогда еще Ярый не видел своего десятеика в такой задумчивости, но решил не вставать и не беспокоить Лекшу своими расспросами. В жизни каждого мужчины наступает момент, когда от щенячьего восторга и упоения жизнью и самим собой он переходит к следующему этапу – зрелости и осознания. Конечно, если это настоящий мужчина, и ему есть что осознавать и над чем задуматься.
Когда первые лучи солнца осветили лагерь, главный караванщик дал сигнал готовности к выступлению. Ежась от утренней свежести, люди быстро закончили скромную трапезу, залили костры и проверили упакованный скарб. Еще совсем немного времени – и караван в привычном порядке потянулся по своему пути, направление которого указывала собственная тень, попираемая копытами коней и верблюдов. От опытного взгляда Ярого не ускользнуло заметное уменьшение количества вьюков в поклаже купцов и их довольный вид. Он подъехал поздороваться к Тураю. Хмурый бек метнул настороженный взгляд на сотника:
- Что, уважаемый, вчера славно поговорили?
- Спасибо за угощение. Но твоя буза была такая хмельная, что едва дошел до своего место и еле проснулся, - Ярому удалось сделать вид, что он ничего не помнит из вчерашних слов баскака. Да и что там было помнить?
Турай некоторое время вглядывался в лицо атамана, но не заметив ничего настораживающего, примиряюще спросил:
- Не хочешь глоточек?
- Хочу, - Ярый почти не лукавил, - но я на службе. Не хочу получать с тебя, бек, деньги даром. Охрана есть охрана. Если вечером угостишь, не откажусь.
- Конечно, конечно, - баскак был почти любезен, - вечером жду вас с твоим десятником у себя. Должны дойти до следующей ямы. Там будет хороший корм лошадям, а хозяин готовит очень вкусное мясо на огне, - повеселевший бек достал из-за пазухи кованную фляжку с причудливым узором и сделал торопливый глоток.
«Давай, давай. Этой ночью тебя ждет сюрприз, о котором ты узнаешь не скоро,» - Ярый кивнул беку и поскакал к голове каравана, где гарцевал на своем коне Актай.
- Ну, что? Навестил знакомых? Устроил им базар? – Ярый конем оттеснил Актая в сторону от каравана, где их не могли слышать любопытные уши.
- Ты догадался, да? Уй, какой ты умный! Это было становище рода моей невесты, Айгуль. С ней мне видеться до свадебного тоя нельзя, но свое уважение главе их рода я оказал.
- И деньги за охрану нашего каравана передал?
- Какие деньги? – разыграл удивление Актай, но потом рассмеялся, - Нет, деньги на свадьбу пойдут. Ты ведь беку Тураю не скажешь? Они нас из уважения приняли и охраняли. Правда, охраняли!
- А как ты главного караванщика уговорил не доходить до ямы, а заночевать в степи? Неужто подкупил?
- Нет, зачем – подкупил? Незачем, да и нечем. Я купцам сказал, что у стойбища деньги есть, и они товаров хотят. А у купцов товара много, и им распродаться надо. Они караванщика и уговорили.
- Ну и как расторговались?
- Все довольны! И Актай доволен. Я Айгуль все-таки увидел. Даже подарок ей передал. Сказал, недолго ждать осталось. Скоро приеду, заберу её.
- Ладно, Актай, молодец. Зла на тебя не держу, Тураю ничего не скажу. Ты не знаешь, кого этот толстый бек в корзине везет? Ребенка своего, что-ли? Но не подходит к нему и не выпускает. Не пленник ли там?
- А ты почему так интересуешься? – Актай даже нахмурил брови, вспомнив, что является главой караванной стражи.
- Турай и меня просил помочь в охране. Вот и думаю, если это пленник, то его могут пытаться освободить. Значит, есть угроза нападения, - на ходу выдумал Ярый.
_ Нет, не пленник, не переживай, - Актай вновь был рад показать свою осведомленность, - это младшая жена бека Турая. Он её с собой везет. А что в корзине, так это, видимо, потому, что она молоденькая, а он, старый, оберегает свое сокровище от любопытных глаз, - он снова рассмеялся.
- Это он сам тебе сказал?
- Нет. Караванщики болтали. Но её я видел, на вечерней стоянке, три перехода назад. Девочка еще, с косичками. Но красивая. Как моя Айгуль. Только не веселая. Стой, а почему с косичками, если она жена? После свадьбы женщины волосы по- другому убирают, - Актай задумался, по потом махнул рукой.
- Шайтан их, этих ордынских богачей знает. Но она не пленница. Руки – ноги не связаны. Бежать не пытается. Да и вообще, это не моё дело. Моё дело маленькое – довести караван до места. За то бек мне и платит.
- Ну и ладно. Спасибо, что рассказал. Мне тоже дела нет до тураевской поклажи.
Актая окликнул кто-то из его людей, и молодой степняк ускакал. Ярый некоторое время ехал в стороне от каравана, осмысливая всё, что узнал в последний день. Много было всего для его, не привыкшей к подобным раздумьям, головы, и требовалось время, чтобы расставить всё по своим местам. Караван шел медленно. Таким же шагом пустил Ярый и своего коня, прилаживая к его неторопливому шагу движение своих мыслей.
«Бек Турай с награбленным добром бежит из Орды. Есть мне до этого дело, даже если сам он мне неприятен? Дела мне до него нет. Будь я в Орде, рассказал бы о баскаке своему тёмнику или тысяцкому. Но я сам беглец, и потому спокойно доведу Турая. А куда доведу? Еще не знаю. К Фракийскому морю мне точно не надо. Значит надо уйти раньше и повернуть на север», - это решение идти на север давно жило где-то в глубине сознания Ярого. Может быть, еще с тех времен, когда он в составе монгольской конницы участвовал в борьбе новгородского князя Александра с ливонцами и тевтонским рыцарским орденом. Именно тогда он почувствовал свое родство с этими немногословными бородатыми мужами, шедшими с рогатинами и боевыми дубинами на закованных в сталь тевтонцев. Новгород признавал власть Орды и платил ей дань, но в самом городе не было ни татар, ни монголов, горожане сами решали все вопросы на общей сходке и даже выбирали себе князя, который оберегал город до тех пор, пока общий сход, называемый «вече», не решал, что этот князь больше не нужен Великому Новгороду. И вот за эту свободу, право самим решать свою судьбу, и шли северные ратники на бой и с ливонцами, и с литовцами, и со свеями и даже с другими князьями русичей, посягавшими на их вольность. И еще испытывал Ярый благодарность и расположение к самому князю Александру, который, несмотря на свою молодость, лично вел в бой свою дружину, храбро рубился с врагом и вытащил умиравшего Ярого из кучи мертвых тел на поле брани.
«Надо уходить на север. Да, теперь это решено. Надо поговорить об этом с Лекшой и воинами. Но, думаю, иного плана у них нет. Еще одно – тураевский сундук. Деньги сами идут нам в руки, и отказываться он них негоже. Значит, ждем, пока воры откроют сундук и не спрячут клад. Потом уходим от Турая, забираем клад и – на север, к Новгороду!» - от принятого решения на душе стало легче. Решил, не откладывая, сразу переговорить с Лекшой.
Направляясь к своему десятнику, отстраненно ехавшему в конце каравана, Ярый по пути отметил, что один из его воинов, ехавший сбоку, неотрывно следит за верблюдом с сундуками баскака.
Подъехал к Лекше, Ярый уже хотел было заговорить с ним о своих планах, но десятник взглянул на него таким печальным взглядом, что атаман не выдержал.
- Да что с тобой? С самой ночи лица на тебе нет. Что случилось?
И Лекша ему рассказал.
- Вчера, на переходе, проезжал я мимо верблюдов Турая и из той корзины, что висит на одном из них, услышал пение. Тонкий такой голосом, девичий, пел на незнакомом мне языке песню. Такую красивую. И печальную. А потом услышал тихий такой плач. Хотел было подъехать и посмотреть, кто там так убивается, но слуги Турая, что постоянно следят за его верблюдами, крикнули, что приближаться нельзя. Ослушаться я не мог, сам бек ехал неподалеку. Во время перехода несколько раз проезжал мимо. Слуги с меня глаз не спускали. В корзине больше не пели, но и не плакали. Сквозь прутья я видел глаза, большие такие и черные. Они внимательно следили за мной.
Сегодня ночью, когда стражники о чем-то говорили между собой и не следили за поклажей, я прокрался к той корзине и увидел её.
-Гюльсан? – не удержался Ярый.
- А ты откуда знаешь? – изумился Лекша.
- Потом скажу. Давай, сказывай дальше.
- Её действительно зовут Гюльсан. Совсем молоденькая, почти девочка. Красивая. Когда улыбается, на щеках ямочки такие. Её привезли из-под Хорезма.
- Тамга?
- Нет. Говорит, что бай отнял её у родителей и привез беку Тураю как бакшиш, подарок. Турай хотел сделать её наложницей, но у него уже есть три жены. По словам Гульсан, они злые, но имеют власть над беком. Они запретили ему иметь гарем из наложниц. Он сказал им, что продал Гульсан и уехал, тайком увезя её с собой. Сказал, что в другом месте женится на ней. Она его боится и все время плачет.
- Но тебе ведь улыбалась? С ямочками?
- Не смейся! Я не отдам её старому и жирному Тураю! Украду, и мы убежим! - по тому, как горели глаза Лекши, а рука впилась в рукоять сабли, Ярый понял, что это серьезно. Молодой воин смотрел прямо в глаза своему сотнику и другу.
- Поможешь мне? Или станешь отговаривать?
- Помогу! Но надо все хорошо обдумать. Вечером, как встанем на ночлег в яме, сразу подходите ко мне. Тебе твои воины еще ничего не говорили?
- Хотели что-то рассказать, но я не стал слушать. У меня сейчас голова другим занята.
- Вот вечером все и обсудим. Пока же, на глазах Турая и его слуг не собираемся и ведем себя как обычно. И не скисай, как айран на солнце. По тебе сразу заметно, что задумал какое-то преступление, - Ярый дернул повод коня, задорно свистнул и поскакал к Тураю.
Подъехав к повеселевшему после нескольких глотков беку, сотник занял его ничего не значащим разговором, вспомнив несколько эпизодов из своей жизни в Орде и общих знакомых среди ордынской знати, которых оказалось не так уж и мало. Так, за разговорами, прошли почти целый день. Что удивительно, за весь дневной перегон им никто не встретился, хотя свои орлиным взором степных разведчиков Ярый и Лекша видели несколько раз и одиноких всадников и даже небольшие группы конников, которые были хорошо видны на утративших летнее буйство красок просторах степи, кое-где уже прихваченных белесым инеем. Но, видимо, серьезного интереса караван не вызывал ни у кочующих стойбищ, ни у лихих людей, коих всегда немало, особо вблизи рубежей степной Орды. И навстречу им попался только один караван с очень сильной охраной. На переговоры с представителями каравана, отъехавших от своих, но сохраняющих безопасное расстояние от встречных, подъехали Актай и Ярый. Не тратя время на длинные приветствия, они обменялись сведениями о предстоящем пути. Как и положено на почтовом тракте каждый кратко рассказал, кто он и куда следует. Встречными были купцы из неведомой еще нашим степнякам Венеции, сопровождавшим в Каракорум, столицу Великой Орды легата Папы Римского. Эти имена и названия мало что сказали Ярому, ничего не сказали Актаю, но на них произвело впечатление легкое и яркое металлическое вооружение встречных всадников. С особой завистью Ярый смотрел на притороченный к седлу начальника охраны встречного каравана богато украшенный арбалет и специальную сумку для стрел, в которой матово блестели больше десятка арбалетных стрел. У самого Ярого их осталось совсем немного, и он с радостью купил бы или обменял их у встречных. Но заметив, с каким презрением и высокомерием те смотрели на них, степняков, Ярый не стал поднимать вопрос о стрелах, а, развернув коня и не пожелав доброго пути, поскакал прочь.
Лишь бек Турай, услышал слова «Венеция» и «посланник Папы Римского», долго чмокал губами и качал головой.
Когда солнце сильно перевалило за самую высокую точку своего дневного пути, а выраставшие за их спинами тени стали больше самих всадников, Ярый подъехал к Актаю.
- Больше твоих родичей здесь нет? Ночуем в яме? Надо дать коням хорошего корма и самим хорошо выспаться. Зря, что-ли, у бека Турая есть Большая пайцза. И сам Турай обещал нам по хорошему куску жареного мяса у знакомого караван-сарай-баши.
- Конечно, Ярый-паша, - Актаю тоже хотелось жареного мяса, - поеду, скажу караванщику, чтобы не медлил и шел прямо на яму!
На постоялый двор въехали, когда солнце совсем склонилось к закату, а дозорные запалили сигнальный огонь у закрытых ворот, как знак запоздалым путникам. Пайцза бека Турая возымела свое волшебное действие, и каравану отвели лучшее место в караван-сарае, для лошадей открыли лари с овсом, а верблюдам предложили свежее, еще пахнущее летом и последним укосом, сено. Встретивший их караван-баши, с длинными висячими усами, узнал (или сделал вид, что узнал, хитрая степная бестия) бека Турая и побежал отдавать распоряжение резать барана и разводить костер для дорогих гостей. Сам баскак вольготно сел на услужливо расстеленный для него ковер и, в ожидании ужина, велел принести очередную фляжку вина.
Пока караванщики распаковывали своих верблюдов, а охрана во главе с Актаем проверяла саму почтовую станцию и готовилась к трапезе и ночлегу, Ярый собрал своих воинов в дальнем углу двора.
- Времени нет. Буду говорить сам. Потом спросите. Итак, Турай готовится бежать. С казной и молодой невольницей. Осталось два перехода до Фракийского моря, где его ждет большая лодка. С собой у него много денег. Его слуги, те кто охраняет сундуки, хотят его обокрасть. Видимо, сегодня ночью. Они вскроют оба или один из сундуков, возьмут деньги, спрячут их здесь, на станции и пойдут дальше с караваном до моря. Потом бек должен отправить их назад, в Орду. На обратном пути они хотят зайти сюда, в яму, и забрать деньги.
Ярый замолчал и обвел глазами своих воинов. Лекша слушал с широко открытыми глазами. Два воина, кивавшие головами во время рассказа, хотели что-то сказать, но Ярый остановил их жестом руки.
- Потом скажите. Сейчас вы должны пойти к сундукам и продолжить наблюдение. Когда они будут грабить, мы не знаем. Видимо, затаятся и будут ждать удобного случая. Вы должны увидеть, куда они спрячут деньги. Сегодня взять деньги не удастся. Они, наверняка, будут сторожить. Хотя бы друг от друга. Поэтому вам надо сторожить до рассвета, чтобы никто не взял НАШИ деньги. Но еще до того, как они дойдут до моря, мы их сами возьмем!
Теперь Лекша попытался что-то сказать, но Ярый опять предупредительно поднял руку.
- Если хочешь сказать про деньги и сегодняшнюю ночь, говори. Если что другое – завтра.
- Тогда завтра. Но сегодня готов помочь и пойти туда…
Голос Ярого был тверд.
- Сегодня ты туда не пойдешь. Слуги будут следить в оба. Заметят тебя, поднимут шум, потеряем и деньги, и кое-что другое, - сотник внимательно посмотрел на Лекшу, - всё понял, десятник?
Тот кивнул головой.
- Всё, ребята, по местам. И сегодня быть особо внимательными. Если вас заметят, вы – охраняете. В руки ничего не брать.
Воины бесшумно растворились в темноте.
- Послушай, Лекша, - Ярый положил руку на плечо своему десятнику, - понимаю, что тебе хочется к Гюльсан. Но сегодня нельзя. Не дай Бог, заметят. Останемся и без денег, и без девушки. Я помогу тебе её отобрать у Турая, слово даю. Но уж и ты, дай слово, что сдержишь себя и не сорвешь наш план.
- Даю! – ответил Лекша, но видно было, что нелегко далось ему это слово.
- Будем сегодня вдвоем с тобой развлекать и поить баскака, чтобы слугам было сподручнее его грабить. А нам этим НИЧЕЙНЫМ кладом воспользоваться.
Услышав про «ничейный» клад, Лекша улыбнулся, поняв, наконец, всю хитрость сотникова плана.
И вечерняя трапеза была хороша. Мяса было вволю, и зажарен барашек был отменно. Турай расщедрился на бочонок сладкого китайского вина и остатки вкусных закусок, караван-сарай-баши велел принести медовухи, а приглашенный к дастархану Актай приволок бурдюк хмельного кумыса. Долго говорили, Актай с Тураем пытались петь песни, караван-сарай-баши, позвавший своего работника, игравшего на дутаре, танцевал на ковре «танец молодого охотника», больше похожий в его исполнении на топтание пьяного медведя. Но всем понравилось, и даже Турай бросил танцору серебряную монету в знак своего одобрения. Когда пьяного Турая его слуга – писец потащил спать, Ярый и Лекша вышли продышаться во двор. В голове шумело, ибо смесь напитков получилась прямо убийственная. Лекша пытался, было, выяснить, каким образом Ярый поможет ему украсть Гюльсан, но сотник приложил палец к губам и пошел в другой угол двора, где расположились он и его воины. Они с Лекшей легли на попоны, положив на две соседние заранее скатанные халаты, издалека походившие на двух других спящих воинов. Легли, изобразив через некоторое время храп, причем Ярому показалось, что Лекша не изображал храп, либо делал этот весьма правдиво.
Задремавшего, было, Ярого разбудил брошенный в него камешек. Отойдя, словно по нужде, в угол, он увидел одного из воинов, отправленных следить за слугами Турая. Увидев сотника, тот быстро прошептал:
- Они открыли сундук, сложили все в мешок и закопали его за дальней стеной караван-сарая. Сверху завалили камнем. Один хотел остаться, чтобы следит, но второй его не отпустил, сказал, что теперь они должны держаться вместе, чтобы доверять друг другу. Они вернулись в караван-сарай. Мы могли бы взять мешок сейчас, но они, шайтаны, проделали дырку в стене и наблюдают за местом.
- Где твой друг?
- Остался следить до утра. Мне что делать?
- Зайди в караван-сарай, покажись слугам Турая, его писцам, всем, кого увидишь. Попроси чая себе и другу. Скажи, что не можете уснуть. Пусть тебя запомнят.
- А что с мешком? Когда брать будем? – молодому воину явно не терпелось.
- Не спеши. Если Турай обнаружит пропажу до отхода каравана, может приказать обыскать всех. Мы – на земле Орды, и нас тоже обыщут. Уйдем из ямы, и я найду способ вернуться и забрать деньги. Иди!
Воин вздохнул, но не посмел ослушаться. Через минуту Ярый услышал его голос уже в караван-сарае, где тот просил у неспавших тураевских слуг «чая и чего-нибудь» перекусить, жалуясь на то, что Ярый и Лекша дали вечером им с другом мало еды, и теперь пустой живот не дает заснуть, да еще под сытый храп начальников. Чтобы быстро отвязаться от мешающего им наблюдать за зарытым кладом воином, слуги налили ему в пиалу чая и дали несколько кусков лепешки.
Рано утром слуги, за которыми наблюдал, как обычно, своими красными глазками бек Турай, кряхтя, навьючили тяжелые сундуки и корзину с Гюльсан на верблюдов, и караван тронулся в путь. Лекша, не отрываясь, смотрел на эту корзину и даже хотел, как показалось Ярому, подъехать к ней, но сотник успел крепко взять лекшиного коня за повод и тихо, но твердо сказать своему влюбленному десятнику.
- Стоять! Всех погубить хочешь? Потерпи. Обещал – помогу! На переходе даже не приближайся к ней!
Подъехавший к своим воин, наблюдавший всю ночь за кладом, сказал, что все прошло спокойно, и закопанный мешок остался лежать под камнем за задней стенкой караван-сарая. Словно не слыша его, погруженный в свои мысли Лекша просто кивнул головой, а сотник, у которого уже готовы были сорваться с губ слова – «Хорошо. Иди отдыхай!», вовремя остановил себя. Впереди длинный переход, и отдыхать некогда. Но бывалый воин и в седле отдохнет. «А вдруг воины решат вернуться за кладом? Золото – оно душу разъедает сильнее ржавчины.» Но Ярый отогнал от себя эту мысль. Если еще и друг другу не доверять после стольких пройденных дорог, зачем тогда вообще идти вместе. И куда? И он просто сказал, стараясь, чтобы его слова прозвучали не как приказ.
- Хорошо. Езжайте по местам. Сегодня отойдем от каравана. Скажу, когда.
Воины разъехались, оставив Ярого думать над вопросами, решить которые он обещал, но как их решать, он еще и сам не знал. Знал только одно – надо разъезжаться с караваном сегодня, до последней ночевки. До моря оставалось совсем немного, и дальше идти вместе было бы опасно. Пока сотник обдумывал, как ему лучше распрощаться с Тураем, тот сам подъехал к Ярому.
- Ну что, сотник, подходим к Фракии и завтра увидим воды этого благословенного моря. Дойдешь с нами до порта, получишь обещанную награду и можешь следовать своей дорогой.
- Нет, Турай-паша, мы не так договаривались. Я тебя сопровождал, пока пути наши совпадали. Сегодня они разойдутся. Мне надо следовать севернее, и делать крюк к морю не входит в наши планы.
Турай, еще не отошедший после вчерашнего застолья, вдруг рассвирепел.
- Как ты смеешь мне перечить? Я нанял тебя сопровождать караван до моря. Значит, пойдешь с нами до моря! Ослушаешься моего приказа, я тебя… – и тут он осекся, видимо, вспомнив, что сам в пути находится не совсем законно. Ярый открыто улыбался, понимая ситуацию. Впрочем, из-за шрама улыбка эта больше походила на зловещую ухмылку. Так её и понял Турай, вдруг испугавшийся, что рассерженный сотник может донести на него. Они ведь всё еще на земле Орды.
- Ладно, шайтан тебя возьми. Только денег я тебе не заплачу, - Турай встал на привычный для него путь денежной выгоды.
Ярого это устраивало. Он опасался, что Турай полезет за платой для него в тот самый сундук, и тогда… Но просто так отступить он не мог. В глазах сборщика дани это выглядело бы подозрительно, а Турая нельзя было настораживать. Особенно, когда в голове Ярого уже созрел план похищения Гюльсан. С беком надо было расстаться по-хорошему, оставив того в благодушном настроении.
- Ну что ты, бек? Не надо нас обижать. Я уже обещал воинам по несколько медных монет за то, чтобы они не болтали, что шли с твоим караваном и поэтому задержались в пути. Давай лучше сделаем небольшой привал, выпьем твоего вкусного вина, а потом разойдемся по-хорошему. Чтобы и Актай видел, что ты держишь слово. А то ведь ему сопровождать тебя до конца пути.
Последний аргумент убедил Турая. Говоря про «несколько медных монет», Ярый был уверен, что Турай не полезет, особенно днем и при посторонних в свой сундук за золотом, а воспользуется свои дорожным кошельком, всегда висевшим у него на поясе. А остановка был ему нужна для осуществления своего плана.
Турай согласно кивнул головой и поскакал отдавать необходимые распоряжения. Ярый, в свою очередь, объехал своих людей, каждому из которых тихо сказал несколько слов, после чего все спокойно разъехались по своим местам в караване. Последний, с кем переговорил Ярый, был Актай. Отъехав с молодым степняком в хвост каравана, сотник что-то долго тому объяснял. В конце разговора Актай звонко рассмеялся, крикнул слово согласия – «якши!» и пронзительны криком послал своего коня вскачь в голову каравана.
Когда солнце подобралось к зениту и на мгновенье застыло в этой своей наивысшей точке, щедро и совершенно даром раздавая свет и еще не утраченное тепло всему сущему на земле, Турай сделал знак остановиться на привал у степного колодца. Караванщики побежали с кожаными ведрами за водой, всадники охраны во главе с Актаем сгрудились вокруг стражников баскака, не отходивших от своих сундуков. Там слышался смех и звонкий голос одного из младших братьев Актая, рассказывающего какую-то очередную историю. На некоторое время верблюд с плетеной корзиной, в которой сидела Гюльсан, оказался закрыт от стражников шумной толпой коней и всадников. В этот самый момент к корзине подъехали Лекша и один из его воинов. Воин приподнял крышку, а Лекша одним рывком выдернул из корзины девушку и положил ее поперек своего седла, накрыв приготовленной попоной. Воин снова накрыл корзину крышкой, предварительно бросив в нее замотанную в халат овечью шкуру. Всё это заняло какое-то мгновение, через которое Лекша и его товарищ спокойно отъехали к своим. Пока Ярый разговаривал с Тураем, они отделили своих коней от основного каравана, отогнали их в сторону и приготовились к продолжению пути, но уже в своем направлении.
Тем временем сотник присел с баскаком на расстеленный для них ковер. Турай налил в пиалы вина, с явным удовольствием выпил свою и снова долил.
- Ну что, сотник. Расходятся наши пути?
- Как знать. Мир велик. Может, и свидимся… - Ярый тоже глотнул из своей пиалы, - мне будет не хватать твоей компании и твоего вина.
- Ладно, сотник, бутылочку вина я тебе подарю, но ты понимаешь, что заплатить тебе за полноценную охрану я не могу. Ты ведь не прошел и половины пути, - лукавил баскак.
Ярый так искусно вел разговор, что в итоге Турай отсчитал ему из своего кошелька десяток медных и серебряных монет, а также отдал недопитую ими бутылочку вина. Разошлись довольные – Турай тем, как ему удалось сохранить свои деньги, а сотник тем, что его план удался.
Когда отряд Ярого отъехал от каравана, к ним подскакал Актай.
- Всё удалось. Стражники проверили корзину с девушкой и решили, что она спит. Теперь раньше ночевки не хватятся. А хватятся, я, как договаривались, в погоню не поскачу, напугаю Турая тем, что его караван без охраны останется. А места тут опасные! – он лихо подмигнул сотнику.
Попрощавшись с Ярым, Актай подъехал к Лекше.
- Удачи тебе, брат! Украсть свою невесту у старого шакала – это якши! Приезжай ко мне, две свадьбы сразу отпразднуем, и мои родичи вас в обиду не дадут. Девушка Тураю не жена и не рабыня. По законам степи она – вольная! Может, еще встретимся! – последние слова Актай уже прокричал, пустив своего коня вскачь по направлению к удаляющемуся каравану.
Ярый повел свой отряд на север, стремясь уйти от каравана и ориентируясь на заходящее солнце. Пошел снег и поднялся легкий ветер. С одной стороны, это было хорошо, поскольку снег сразу замел их следы от возможной, хотя и маловероятной погони. С другой стороны, они потеряли ориентиры, поскольку ни солнца, ни звезд не было видно. Заметив в стороне небольшой лесок, Ярый повернул на него и приказал готовиться к ночевке. Бывалые воины быстро стреножили и разгрузили лошадей, дав им немного оставшегося зерна; разожгли костер и натянули небольшой полог от ветра и снега. Лекша привел к костру Гюльсан, прошедшую весь этот путь верхом на лошади, как и подобает степнячке.
Гюльсан робко присела у костра, прикрыв нижнюю часть лица платком. В степи женщины не закрывают лицо, но посторонним показываться с открытым лицом считается неприличным, да и сидеть с мужчинами за одной трапезой тоже нельзя. А тут еще такой страшный шрам у старшего! Огромные черные глаза Гюльсан испуганно смотрели на всех, и она все сильнее прижималась к севшему рядом Лекше. Тому это явно нравилось. Он приобнял девушку за хрупкие плечи и гордо смотрел на своих товарищей. Ярый, на правах старшего, первым начал разговор. На степном языке, поскольку не знал, из какого она рода – племени.
- Не бойся нас. Мы тебя не обидим. Мы знаем, что зовут тебя Гюльсан. Откуда ты? Как попала к Тураю?
Ободренная совсем не страшным голосом Ярого, Гюльсан заговорила, с трудом подбирая слова на степном языке.
- Я из рода падишахов Хорезма. Когда монгольский хан Батый пришел к нам, мой отец не покорился ему и был убит со всеми своими женами, братьями и сыновьями. Меня, совсем маленькую, забрал к себе темник Батыя, Урал-ага. В его юрте я прожила несколько лет. Выучила ваш язык и развлекала жен темника пением и танцами. Урал-ага много пил и играл в кости. Он задолжал много денег беку Тураю, и когда однажды бек пришел требовать долг, Урал-ага приказал мне петь и танцевать для бека. Наверно, я понравилась беку Тураю, и он взял меня к себе в юрту в счет оплаты долга. Жены бека Турая чуть не убили меня, и он держал меня в отдельной юрте. Сказал, что мы уедем далеко-далеко, и он женится на мне. А он старый, противный, и от него козлом пахнет… – из глаз Гюльсан покатились слезы.
- Теперь ты с нами. Мы не живем по законам Орды, где мы сами были подневольными людьми. Мы ушли из Орды и идем на нашу Родину. Наш друг Лекша освободил тебя от Турая. Теперь ты сама решаешь, куда ты пойдешь. Твой Хорезм далеко, и мы не сможем тебя повести туда. И там – Орда, значит, пути нам туда нет. Так что решай, будешь пытаться пробираться на родину, вернешься в Орду к Уралу или идешь с нами.
- В Хорезм возвращаться не хочу. Семья моя погибла. В Орду не пойду. Урал-ага еще хуже Турая. А куда идет Лекша-паша? – она лукаво взглянула на зардевшегося Лекшу.
- А Лекша-паша идет с нами на Русь. Искать там вольное место, где нет Орды и где – свобода, - ответил за всех Ярый. Окинув сидящих с ним трех воинов, он понял, что угадал и сумел выразить то, что они чувствовали, - только он не паша, а просто Лекша. И степной – не наш язык. Мы - русичи, и ты когда-нибудь тоже будешь говорить на нашем языке.
- Иду с Лекшей. И язык наш выучу.
На том и порешили. А там и варево в котле подоспело. Поев, Гюльсан спросила разрешения у Лекши и ушла спать, оставив мужчин у костра решать свои непростые мужские проблемы.
- Ну что, браты, - Ярый впервые так назвал своих воинов, - теперь мы сами по себе, да еще Лекша ответственен за Гюльсан, - девка ведь сама тебе доверилась. Понимаешь?
- Да, понимаю. Женой моей будет, как только осядем где. Все по-людски будет.
- Чтобы осесть, должны место себе подобрать. У вас какие-нибудь задумки есть? – скорее для порядка спросил он у двух других воинов. Один из них тут же ответил.
- Мешок забрать надо. Зря, что-ли, прикапывали? А потом пойдем из степи, искать вольные места. Без Орды, без ярма. Вместе пойдем. С тобой, Ярый, как атаманом нашим.
- Насчет мешка ты прав. Завтра возвращаемся в яму, забираем деньги и уходим в русские земли. Я туда ходил уже потом, после тамги, и знаю, что вольные люди живут там у Студеного моря, под Новгородом. Туда идти надо. А пока спать. Ты, Лекша, первым в дозор.