Темнота и мерцающее пламя костра не позволили собравшимся разглядеть огрехи в нанесенной Матвеем на свою белую кожу черной тональной краске, а мешковатая рубаха и огромная шапка – маска скрыли отнюдь не богатырский рост лжеколдуна. Понимая, что обман долго не продержится, Матвей высоко поднял руку с ножом и направился к пленным. Вскинутыми копьями африканцы бурно приветствовали явно выраженное намерение своего колдуна. Подойдя к связанным пленниками, Матвей жестом приказал их охранникам отойти в сторону.
Далее события развивались стремительно. Гораздо быстрее, чем вдумчивый читатель охватывает взглядом эти строки.
Кинуть в костер взрывчатку, броситься на пленных, увлекая их на землю, сорвать с себя шапку и разрезать ножом веревки, связывающие им руки – дело пары секунд. Затем – взрыв, крики и прицельный огонь из двух кубинских пистолетов. Затем еще два взрыва гранат… И вот они уже бегут к своему лагерю.
Погоня замешкалась минут на пятнадцать. Но этого времени им хватило, чтобы добежать, а их товарищам – открыть прицельный огонь, разметавший толпу незадачливых похитителей.
Послушавшись мудрого Нгабе, уверенно сказавшего – «Преследовать не будут. Быстро уйдут домой. Добычу надо увести. Каждому больше достанется», пошли спать. Расставив, конечно, дозоры.
Расспрашивать освобожденного вместе с Мигелем белого в камуфляжной форме Матвей не стал. Не стал он его и связывать. Налив стакан кубинского рома и накормив, чудом спасшегося бедолагу положили спать. Пока поняли лишь одно – спасенный не понимал ни по-португальски, ни по-испански, ни по-русски. Кое-как удалось выяснить, что он – бельгиец, зовут его – Пьер, а в джунглях он сопровождал группу геологов, работавших на территории Гвинеи.
Один из кубинцев, ранее уже бывавший в командировке в Африке и повоевавший в Анголе с повстанцами и военными из ЮАР, сказал тогда Матвею, что узнал татуировку на руке этого «Пьера». Он уже видел такие изображения гусей на руках наемников, воевавших на стороне противников ангольского режима.
- Там были всякие. Белые, черные, азиаты. Из разных стран. Воевали за деньги. Очень жестокие. Без сердца. Убивали и женщин, и детей, и стариков. Мы их в плен не брали. Расстреливали на месте. У этого – такая же наколка. Будь настороже.
Матвей тогда скептически воспринял предостережение кубинца, но лег спать неподалеку от «Пьера», вздрагивая и просыпаясь при каждом шорохе. За ночь «Пьер» не убежал, никого не убил, с аппетитом позавтракал и встал в колонну рядом с Матвеем, пытаясь найти общий язык общения. Это несколько сняло подозрения, хотя Матвей видел, что рассказавший ему про наколку «гуся» кубинец не спускает глаз с «Пьера» и держит свой автомат на боевом взводе.
На переходах и коротких привалах «Пьер» и Матвей пытались разговаривать. В итоге, была выбрана международная смесь английского, который неплохо знал Матвей, и французского, на котором, в силу своего «бельгийского происхождения», разговаривал «Пьер». Принадлежа к одной языковой группе, эти два языка содержали много родственных слов, и, в силу исторической общности, были взаимно понятны.
А иначе как франкоязычные нормандцы общались с англосаксами в ходе обоюдных завоеваний!
Матвея настораживал лишь акцент «Пьера». Как у выпускника лингвистического вуза, у него был слух на интонацию и звучание различных наречий, что позволяло ему быстро адаптироваться к любым типам говора. Французский язык он часто слышал на обычных в Москве просмотрах иностранных фильмов, когда не дублированную речь актеров дополняли либо титрами, либо «живым» переводом. И акцент «Пьера» явно отличался от классического галльского говора французских актеров. Успокаивая себя тем, что в Бельгии могут говорить на ином, по звучанию, французском, Матвей, тем не менее, не мог преодолеть в себе сомнения.
А как говорили классики – даже маленькое сомнение рождает большое недоверие!
А «Пьер», нашедший собеседника и благодарный за свое чудесное спасение, говорил, не умолкая. Он рассказал, что его предки вот уже несколько веков живут в Гвинее; сам он получил образование инженера в Европе, но вернулся к семье. Отец разорился после получения Гвинеей независимости, и «Пьеру» пришлось наниматься на разную работу, чтобы прокормить родителей и сестер. Вот и к этой группе геологов он нанялся в охранники, чтобы заработать, но попал в плен, и лишился заработка.
Возвращаясь к теме своего освобождения, «Пьер» сумел объяснить Матвею, что захватившие его и Мигеля представители одного из племен народности фульбе исповедуют религию вуду. Религия практикует приношение в жертву плененных воинов. Особенно ценятся захваченные белокожие. Умерщвление производится колдуном бескровно, только наложением заклинания. «Пьер» утверждал, что врачи в Гвинее вскрывали тела умерщвленных таким образом жертв и не находили в них ни внутренних повреждений, ни каких-либо смертельных микроорганизмов. Просто кровь была сгущена до желеобразного состояния, а ее жидкая часть – лимфа – вошла в мышцы тела, которые затвердевали.
А нож, по словам «Пьера», был у шамана для того, чтобы отделить после смерти голову жертвы и проколоть его сердце. Голову жертвы поклонники культа вуду хранят как талисман от злых сил, а сердце протыкают, чтобы дух убитого не превратился в зомби и не преследовал убийцу. «Пьер» также утверждал, что многие коренные жители Гвинеи сами просят отделить их головы от тела после смерти и пронзить ножом сердца. «Они боятся сами стать зомби!» - трагическим голосом вещал «Пьер», не способствуя хорошему настроению Матвея.
На последней стоянке перед пунктом сбора «Пьер», дождавшись, когда бойцы разойдутся, подсел к костру Матвея. Был он непривычно тих и немногословен.
- Хочу поблагодарить тебя, Мэтью, за свое освобождение и такие приятные беседы по пути сюда. Я ценю твою готовность взять меня, незнакомого тебе человека, с собой и вывезти отсюда. Ты и твои кубинцы – очень приятные люди, хотя совсем для меня непонятные. Хотел бы сказать больше, но на нашей смеси языков я не смогу тебе всего объяснить, а русского я не знаю и никогда, видимо, не смогу выучить. Учи французский, у тебя получится. И тогда, при новой встрече, поговорим.
- А она будет, эта новая встреча? – спросил тогда Матвей, чувствуя, что «Пьер» прощается с ним навсегда и нащупывая, на всякий случай, рифленую рукоятку пистолета в своем кармане.
- Будет. Мне это колдун нагадал, - грустно ответил «Пьер», - и не лезь за оружием, я не причиню вреда ни тебе, ни твоим людям. А вот тебе на память обо мне маленький подарок- он протянул Матвею маленькую фляжку в чехле из грубой буйволиной кожи.
-Это – всё, что у меня есть действительно ценного. Она помогала мне, надеюсь, поможет и тебе. Спокойно ночи!
И «Пьер» ушел в темноту, словно растворившись в ней.
Матвей тогда долго не мог уснуть. Он сидел у костра, думал над последними словами «гвинейского бельгийца Пьера» и вертел в руках прощальный подарок. Во фляжке что-то булькало. О том, чтобы попробовать содержимое на вкус, не было и речи. Но и вылить сразу, в костер, тоже нельзя. Не вежливо. А вдруг «Пьер» наблюдает за ним из темноты? Опять европеец скажет – «русские варвары!»
Утренний сон всё же сморил Матвея, так и сидевшего у потухшего костра. Его разбудило прикосновение к плечу.
- Вставай, друг! Все уже построились. А наёмник ушел!
- Какой наёмник? Куда ушел? – не понял спросонья Матвей. Но взглянув на разбудившего его лейтенанта Мигеля, всё вспомнил. И, глядя на сердитое лицо Мигеля, не счёл нужным промолчать:
- Мы не знаем, кто он. Для нас он был гражданский, попавший с тобой в плен. Вреда он нам не нанес. Пусть уходит. Не тащить же его в штаб! Ты хочешь там объясняться, как вы вместе очутились в плену? Я – не хочу ничего и никому рассказывать.
- Нет, нет! Правильно сделал, что прогнал его! – Мигелито, наивный, думал, что сможет избежать длительных объяснений с начальством.
В деревушке, к окраине которой они вышли точно в назначенное время, Матвей успел обменять свои старенькие советские часы на пару красивых масок. В придачу ему вручили кокосовый орех. Сам он никогда бы не смог вскрыть этот бронированный плод, но кубинец ловкими ударами своего мачете рассек орех на несколько кусков. И, уже сидя в вертолете, бойцы дружно хрустели белоснежной начинкой, выгоняя из памяти все плохие воспоминания и предвкушая скорую отправку на родину. Пока они ждали вертолет, Нгабе, также тихо, исчез.
Тогда они благополучно прилетели в столицу, в советскую военную миссию. Мигель, как командир группы, был вызван на доклад к своим начальникам, а Матвей – кому нужен какой-то там переводчик – пошел по своим делам.
Найдя своего коллегу, помогшего их группе выйти к вертолетам, Матвей вручил тому маску и заодно выяснил, что кубинское начальство «каким-то образом» узнало о пленении лейтенанта Мигеля и его героическом освобождении «вместе с каким-то гражданским белым» его же бойцами. По словам коллеги - переводчика, кубинских бойцов поощрили своевременной отправкой на родину. Лейтенанта же Мигеля, как образно выразился всё знающий коллега – «унизительно нахлобучили» и оставили на второй срок в Африке, дослуживать и «отбеливать свое честное офицерское имя».
Матвея же, как «строго по секрету» рассказал его коллега – штабист, уже вставили в список улетающих домой ближайшим «бортом».
- Из списка на награду тебя, как выжившего, исключили. Но если хочешь медальку, могу тебя продлить еще на год! – злорадствовал штабной, имевший уже две медали «За отличие в воинской службе». Но взглянув на подаренную ему маску, хитро скалящую зубы прямо в лицо геройского штабиста, а затем на запыленные походные ботинки Матвея, он бойко развернулся на носках своих лакированных, явно неуставных, паркетных туфелек, и упорхнул «вершить великие дела».
До вылета оставались сутки
Матвей, помывшись, наконец, в душе (с мылом!) и «под шумок», в группе других, вернувшихся «с земли» советников, сменил свои истрепанные камуфляжные брюки и майку на новые. Затем, набравшись наглости и шалея от собственной смелости, выпросил (за свой трофейный браунинг) у начсклада новый кожаный ремень.
Затем, проведя ревизию и зачистку своей дорожной сумки, наш герой отправился на местный рынок.
С учетом катастрофической и постоянной инфляции, товарообмен на африканском рынке совершается, в основном, на бартерной основе. Постоянно работающие на этом континенте иностранцы, получающие твердую валюту и имеющие свои продовольственные источники, расплачиваются за продукцию африканских фермеров и ремесленников спиртным, сигаретами и сахаром. Матвей, не получавший на руки продуктов питания, мог предложить на обмен скромный набор советского командированного. Итак, за ни разу не использованные кипятильник, маленькую электрическую плитку и механический будильник были получены искусно вырезанная маска, в пару к той, что была выменяна им в приграничной деревушке, и картина, написанная в настолько фантасмагорической гамме красок, что, человек, никогда не бывавший в Африке и не видевшей это собственными глазами, мог принять её за творение умалишенного.
Экзотическими плодами, несмотря на такое желание, порадовать своих близкий в Москве Матвей не мог, зная, насколько жестоко советские таможенные органы пресекали провоз всего, что, хотя бы отдаленно, напоминало бактериологическое оружие.
Вернувшись в свою комнату офицерского общежития и поужинав в столовой, Матвей полюбовался приобретенными сувенирами и уложил их в сумку. Затем, воспользовавшись тем, что был в комнате один – обитатели остальных трех кроватей были в командировках, он сел к столу и достал прощальный подарок «Пьера» - фляжку в чехле из буйволиной кожи. Во фляжке что-то по-прежнему булькало, но Матвей, точно не хотевший рисковать перед вылетом на родину, решил вылить содержимое в раковину. Начав этот увлекательный процесс, он был удивлен дважды.
Во-первых, судя по запаху выливаемой жидкости, это был прекрасный, по всей видимости, односолодовый виски, никак не вязавшийся с африканскими джунглями и образом «безработного Пьера».
Во-вторых, жидкости во фляжке было значительно меньше, чем это казалось по её внешнему объему.
Обмер фляжки и замер объема входящей в нее жидкости показал разницу почти в сто граммов. Внимательно осмотрев фляжку и ее чехол, Матвей заметил, что прошивающие чехол нити были разнородны и явно перешивались несколько раз. Взрезав неразлучным перочинным ножом эти нитки, Матвей извлек из буйволиного кожуха… два сосуда. Один, с завинчивающейся крышкой, был обычной фляжкой. Но в кожухе эта фляжка, через мягкую прокладку, стояла на втором сосуде, больше похожем на гильзу, в которой солдаты мировых войн хранили свои личные данные на случай ранения или смерти.
Крышка этого второго сосуда уже не завинчивалась, но очень плотно надвигалась. Когда Матвей с усилием смог открыть эту крышку, сначала ему пришлось извлечь пыж – кусок пакли, плотно прижимающий содержимое сосуда. А затем на стол посыпались камушки. Небольшие и мутные, они напоминали гранулы крупного кварцевого песка. Было их штук пятнадцать, а размером они были до сантиметра в длину.
Алмазы! Знаменитые гвинейские алмазы!
Матвей первый раз видел воочию неограненные алмазы.
Сокровища советского Алмазного фонда, где Матвей неоднократно бывал с экскурсиями и даже сдавал экзамены на обязательный в их вузе диплом «гида-переводчика по музеям Кремля», поражали его блеском и обилием сверкающих камней. Но они были настолько совершенны, и их было так много, что они уже не воспринимались как нечто реальное и осязаемое. Творения виртуозов – огранщиков не смотрелись, как обычные украшения в ювелирном магазине. Их не хотелось примерить или иметь в собственном пользовании. Это – как картины Мастеров в музее, которые никому в голову не придет представлять на стене своей квартиры. Те бриллианты были просто идеалом, эталоном, предметом национальной гордости за величие и могущество Державы.
А эти – живые алмазы, лежали кучкой перед ним, их можно было потрогать, покатать на ладони. Глядя на эти невзрачные камушки, даже представить себе было сложно, что именно может сделать из них огранщик. Не говоря уже о том, какое творение выйдет из рук ювелира, вставившего этот бриллиант в достойное обрамление.
Матвею даже в голову не пришло попытаться оставить алмазы себе. Потом уже, анализируя ту ситуацию, Матвей приходил к выводу, что сдерживающим фактором была не осознаваемая невозможность реализации камней и не незнание их реальной стоимости. Просто была с детства усвоенная установка – «Нет! Это принадлежит всем! Стране. Её людям. Брать себе нельзя!»
Выбор был только в том, сдать ли находку прямо здесь или отвезти в Москву.
Сдать алмазы прямо на месте означало длительные разборки с командированными особистами, которые сразу увидят в Матвее потенциального врага и возможность сделать собственную карьеру на раскрытии такого громкого и «сверкающего» дела. Потому они будут месяцами изнурять его допросами и объяснительными. Главное – он пропустит свой рейс домой без надежд на следующий.
Значит, надо попытаться везти алмазы в Москву.
Надо отметить, что в те времена еще не стояли во всех транспортных терминалах рентгеновские камеры, а досмотр осуществляли очень квалифицированные сотрудники (и сотрудницы) погранслужбы. Матвей решил, что, если у него и обнаружат эти камушки, он сразу же назовет имя своего «куратора» из Управления погранвойск, который и оформлял его в эту командировку. Погранвойска входили во всемогущее ведомство – КГБ, и Матвей надеялся, что Комитет Глубинного Бдения (так его называли некоторые «шутники») спасет его от обвинений в неумышленной контрабанде.
Камешки были упакованы на прежнее место. Буйволиный мешочек сшит суровыми нитками, которые всегда есть у солдата. Фляжка упакована в сумку, с остальными сувенирами. Крышку Матвей специально не стал завинчивать, чтобы сразу было видно, что фляжка пуста.
На взлетной полосе старого, еще колониального аэродрома, их ждал готовый к вылету военный «борт», на котором возвращались на родину полтора десятка тощих и загорелых воинов в защитной форме без знаков различия (незагорелые штабисты остались досиживать до упора свой интернациональный долг и «интернациональную» зарплату). Скудные дорожные пожитки вылетающих не досматривали, по опыту зная, что кроме пары масок и раскрашенных черепашьих панцирей, там не могло быть ничего предосудительного. А лазить своими руками в привезенную из самых что ни на есть африканских трущоб сумку, с риском подцепить что-то … африканское, штабистам не хотелось. Провожавший группу представитель штаба раздал документы и тощие конверты с заработанным (по сложившейся практике, они хранились в сейфе до последнего момента, чтобы счастливый «дембель» на радостях их не потерял) и объявил, что к вывозу запрещены оружие и любые боеприпасы. «В Москве вас с собаками обыщут…» вместо «Счастливого полета!» - сказал на прощанье штабист, тем самым закончив очередной этап жизни Матвея.
Как показало дальнейшее, это был далеко не самый худший этап.
По прилету на полутемный военный аэродром в Подмосковье их действительно серьезно досмотрели. Роль обещанных собак играли две дамы в зеленой форме погранслужбы, с остервенением обшаривающие сумки, личные вещи и самих прилетевших. Большинство из доставленных на Родину, были так вымотаны длинным перелетом в далеко не комфортабельном транспортном самолете, к которому их подвезли буквально с мест службы (чтоб не наломали дров на радостях!), что мужчины даже не реагировали на ёрзанье по ним женских рук. Одна лишь мысль могла у них родиться – «Не дай Бог такую жену. Заначке конец…»
Искали, конечно, оружие. Какой еще сувенир мог везти солдат с мест боев!
Открыв Матвеевскую сумку и равнодушно отложив в сторону фляжку (предварительно убедившись, что она пустая), пограничная дама взяла в каждую руку по африканской маске и трогательно - вопросительно посмотрела на нашего героя. Ну, хотелось ей одну такую маску! Или обе…
И такая злоба взяла Матвея! Такая злоба…
Приподнял он свою майку, показав даме черный шрам на своем тощем животе, а затем закатал рукав защитной куртки и показал второй шрам. Всё поняла ищейка. Опустила свои загребущие глаза и, со вздохом, пропустила Матвея.
Два дня дали Матвею отдохнуть дома (есть же гуманные люди), а на третий день отправился он к специально обученным людям, отправившим его «чистаа попереводить» в благословенную Африку. Надо было ему и душу облегчить, и зарплату, честно заслуженную, получить.
И деньги он получил, и в кабинет к своему куратору с «добрыми и честными глазами», зашел. Выложил на стол фляжку, как есть, в буйволином чехле. И всё рассказал. Честно. Без утайки. Ответил на все вопросы. И даже помог камушки достать.
Увидел кадровик алмазы, и даже улыбка пробежала по его усталому лицу.
- Пьер, говоришь? Бельгиец из Гвинеи? Интересненько…
Себе-то хоть один камушек оставил? На память? Как талисман от вуду? - хитро прищурив глаз, посмотрел «добрый человек» на Матвея. Но увидев реакцию нашего героя, сразу сменил тон.
- Ладно, ладно! Пошутил я. Неудачно пошутил, признаю. Не обижайся, парень.
В кабинет был вызван еще один сотрудник, была составлена опись «добровольно сданного» и оформлена расписка. Подписывая Матвею пропуск, он отпустил своего сотрудника.
Быстро написав что-то на листке бумаги, протянул его Матвею.
- Это мой прямой телефон. Позвони через два дня. Надо нам встретиться и поговорить с тобой. По душам. О том, что было и что будет…Про Пьера расскажешь подробно. И я тебе кое-что интересное расскажу. По глазам вижу, не пожалеешь!
И встретились. И поговорили.
И, действительно, не пожалел потом Матвей, узнавший за годы «государевой» службы много интересного и увлекательного.
А ту фляжку вместе с чехлом Матвею потом вернули. Как сувенир.
И тут такая оказия! Представитель крупного европейского концерна в ранге его вице-президента! Знакомая наколка на руке. Много лет прошло, но что-то неуловимо знакомое померещилось Матвею в фигуре и прищуре глаз иностранца. Правда, тот, спасенный, был рыжеватым, а этот – явный шатен. Но рука на фотографии – очень белая, как у всех рыжеволосых. А цвет волос, как и имя, поменять можно. Даже не прибегая к пластической хирургии…
Еще раз Матвей проштудировал все доступные материалы по этому европейскому концерну и справки о предыдущих переговоров его представителей в России. Все более очевидным становился характер деятельности иностранцев. Типичные «пираты», они агрессивно скупали сырьевые источники и промышленные площадки, ориентируясь на колебания международной конъюнктуры рынка, затем с выгодой продавали их. Им нравилось работать в странах так называемого «третьего мира», не имеющих достаточных сил и влияния на мировой арене, чтобы противостоять натиску «пиратов». По некоторым данным из «независимых» западных средств информации, концерн активно использует вооруженных наемников для захвата «сырьевых» территорий и противодействия законным властям.
На российский рынок, не так давно ставший доступным для любых «искателей легкой наживы», этот концерн пришел сравнительно недавно. Пытаясь действовать по привычной схеме «бусы за жемчуг» полезли, было, в нефтяную и газовую отрасли, но получили отпор со стороны русских олигархов, быстро учившихся у своих опытных западных коллег с мировых именем и многомиллиардными оборотами. Неудачными были попытки влезть в оборонные предприятия. Сейчас наступала эра микроэлектроники и редкоземельных металлов.
Крупные российские горнорудные компании не вызвали интереса у этих иностранцев.
«Заезжие» стали почему-то проявлять интерес к некоторым маленьким и отдаленным российским компаниям, обладавшим соответствующими лицензиями. В числе активов, отданных в свое время разваливающимся, а потому щедрым, советским государством на баланс нынешней компании Матвея, как раз числились несколько таких небольших «дочек», причем в той графе этого самого баланса, которую экономисты называли убыточной.
Не сильно разбираясь в хитросплетениях так называемой финансовой политики, которая, как известно, всё равно упирается в личностный фактор, то есть определяется субъективными интересами того или иного «выгодополучателя», Матвей, будучи убежденным государственником, заранее настроил себя на отказ иностранцам. Он помнил позицию своего первого руководителя на «государевой» службе, который любую инициативу, рожденную в головах его подчиненных, охлаждал фразой – «А какая польза от этого будет рязанскому мужику?». И многие свежие идеи, которые готовы были к докладу на самый высокий уровень, как-то сами собой умирали. Видимо, к лучшему…
На переговоры «высокая договаривающаяся» импортная сторона, в соответствии с деловым протоколом, прибыла вовремя. Пока российские переговорщики, руководствуясь тем же протоколом, опаздывали из соседней комнаты на положенные 10 минут, иностранцев развлекали кофе и вложенным в приготовленный для каждого чистый блокнот рекламным буклетом.
Когда российская сторона заняла, наконец, свои места за столом, началась процедура взаимного представления участников. «Интуристов» представлял сам глава их делегации, вице-президент Даан де Йонг, стремившийся быть остроумным и харизматичным.
Конечно, Матвей сразу узнал «Пьера». Манеру говорить и движения рук не скроешь накрашенной шевелюрой и надетым для стройности корсетом. И руки вице-президента, которыми тот элегантно манипулировал над столом, были, как отметил Матвей, покрыты рыжеватыми волосками, выделявшимся на фоне очень белой кожи.
Узнав своего давнего африканского знакомого, Матвей постарался не вглядываться в него, переключив внимание на других «пиратов». Но несколько мимолетных, но очень внимательных взгляда, брошенных на него вице-президентом, показали Матвею, что его, возможно, тоже узнали.
Первый день переговоров был посвящен, как и положено, знакомству с позициями сторон и взаимному изучению. Начальный этап встречи ранее не знакомых переговорщиков всегда напоминал Матвею презентацию птиц-самцов на токовище. Демонстрируя готовность к схватке своей горделивой походкой, оперением, клювами и шпорами, они в глубине души надеются, что ценный приз удастся забрать без кровавой драки и потерь перьевого покрова.
Когда переговорный раунд уже подходил к концу, а гости прятали во внутренние карманы своих деловых костюмов выложенные перед ними весьма красивые и недешевые ручки, оставляя на столе почти не использованные блокноты, Матвей применил «запрещенный» прием. Он достал из внутреннего кармана пиджака ту самую фляжку в чехле из буйволиной кожи и со словами – «Извините, лекарство…» налил в свою кофейную чашечку пару капель. Де Йонг буквально впился взглядом во фляжку, а затем - в Матвея. Едва дождавшись официальной церемонии прощания и назначения нового раунда переговоров, вице-президент подошел прямо к Матвею и, взяв того за руки, отвел в сторону. Этим он немало удивил Матвеевского начальника, ожидавшего подобного жеста внимания к себе. Остальные российские переговорщики из числа сотрудников компании сделали вид, что ничего особенного не произошло, хотя предчувствовали последующее горячее обсуждение в своем кругу в хорошо известном им кабачке на соседней улице.
Де Йонг, отведя Матвея в сторону, буквально светился от радости.
- Мэтью, ты! Вот уж не ожидал! У меня столько вопросов… Но давай не здесь. Есть тут какое-нибудь тихое место, где мы могли бы вечером спокойно поговорить и выпить вдвоём?
Узнав у «Пьера», где тот остановился, Матвей назначил встречу в знакомом ресторанчике недалеко от отеля.
Вечером, за уютным столиком московского трактирчика, с уже расставленной украинско-грузинско-русской закуской (копченое сало, сациви и хрустящие малосольные огурчики) состоялась встреча знакомых по Африке.
После короткой вводной беседы о перепетиях международной политики, перешли к делу. То есть, к личной жизни.
Вопросы сыпались из иностранца, как зерна кофе из распоротого мешка.
- Давно работаешь на гражданке? Сумел провезти сюда мой прощальный подарок? Что на камешки купил?
Налив, не торопясь, по первой рюмке водки, Матвей знаком предложил Даану помолчать и поднял первый тост – «Что живы остались!». Сказал он это по-французски, вызвав неподдельный восторг «бельгийца». Выпив, Матвей тут же налил вторую.
- Отвечаю по порядку. Снял форму сразу после Африки. Подарок твой довез и тут же сдал государству. На полученное «спасибо» протер чувство собственной гордости и профессиональной этики.
Теперь три мои вопроса. Так ты – Пьер или Даан? Чьих будешь? Как тогда в плен попал и куда потом делся? Видишь, вопроса целых четыре, но ты мне должен…
Даан поднял вторую рюмку – «За тех, кто не вернулся!»
- Буду отвечать долго. Бельгиец из Гвинеи Пьер Вильер – это была моя легенда. Видишь, пригодилась… Даан де Йонг – это мое настоящее имя. Мои предки, буры, двести лет жили на территории нынешней ЮАР. Во мне течет кровь голландцев, французов и немцев. Вся эта смесь стала на юге Африки африканерами. Если ты знаешь историю, в начале 19 века император Наполеон завоевал Голландию и издал указ, согласно которому каждый голландец должен был иметь французскую фамилию и знать французский язык. Так что моя голландская бабка была Кристина Вильер и читала Мольера в оригинале. А дед - немец был Гансом из местечка Йонг. Отец должен был выбрать – стать «де Йонгом» или «ван Йонгом». И то и другое в голландском, а затем и в южноафиканском языке означало просто - «из Йонга», в отличие от немецкого «фон», указывающее на дворянские корни. Отец выбрал просто «де Йонг» и женился на француженке, в честь брата которой, Даниэла, меня и назвали Дааном.
Слушай, хорошая штука эта русская водка. Развязывает язык как это… бич работорговца. Да, мои предки торговали рабами. Черными, со всей Африки, и белыми, когда проклятые англичане полезли на наши республики. Русские тогда помогали нам.
Что ты там еще спрашивал? Ах, да, как я попал тогда в плен и куда потом делся. Видишь ли, Мэт… Тебе, как солдату, верю и расскажу правду. Мы же не враги?
С семнадцати лет я воевал. Сначала – в рядах армии ЮАР. Против наших местных черных из Африканского национального конгресса этого самого… Манделы. Потом, когда регулярная служба закончилась, нанялся воевать за деньги. Ничего другого я не умел. Видишь, - он закатал рукав рубашки и показал татуировку летящего гуся, - «дикий гусь», международный символ наемников. Нас очень много в мире, даже у вас, говорят, есть теперь частные армии. Мир жесток, война никогда не прекращается, честной работы на всех не хватает. Да и кому нужна она, эта честная работа! Учиться в нищете, проводя лучшие годы за книгами, а потом, как рабу на плантациях, гнуть спину на какого-нибудь толстопузика. Лучше воевать! Иллюзия свободы за хорошие деньги! И шанс убежать от собственной старости, быстро сдохнув от рук таких же солдат. Тебе ведь тоже нравилось воевать там, в Африке? А убивать? На первого убитого, как водится, вырвало, а на остальных просто плюешь…
- Тихо, Даан, тихо! У нас не любят убийц, особенно пьяных! И я никого специально не убивал…
- Ладно, Мэт, извини. Это – твоя страна и это – не Африка.
Так вот, в плен я попал, когда наша группа охраняла группу геологов, искавших алмазные трубки. Ты заешь, что такое алмазная, она же кимберлитовая, трубка? Это такая подземная жила, вдоль которой россыпью лежат алмазы. Вокруг неё роют воронку, чтобы удобнее было искать и вынимать камни. Кстати, самая большая воронка в Гвинее называлась «Антошка». Так её назвали нашедшие эту россыпь советские геологи, в далеких 70-ых годах работавшие на правительство Ахмеда Секу Туре, которого мы потом свергли. Извини, отвлекся. Давай, выпьем еще, и слушай дальше.
Тогда геологи этой, ну очень крупной европейской компании, без всякой лицензии работали на землях племени фульбе, которое очень не любит белых. Ну, любят, не любят, а те алмазы, часть которых я тебе подарил в этой потайной фляжке, я там достал. На их жизни, черные никчемные жизни, менял. Не все хотели меняться. Ну и дураки! Камни-то всё равно у меня оказались. И фляжку я там сделал, с потайным отделением. Эти фульбе не только маски из дерева резали, но и с металлом умели работать.
И с ножами… умели. Во время одного из ночных налетов всех геологов и почти всех моих собратьев по оружию они вырезали и переловили. Они в темноте видят, как кошки! Мне удалось бежать, и я видел, что их колдуны делали с пленниками. Там, в засаде, меня и взяли. Я же говорю, что они видят ночью, как днём! Но было уже почти утро, и меня не стали сразу убивать, а отдали, как раба-носильщика, группе воинов, которая уходила в набег на соседние племена. Вот там ты меня и этого кубинского лейтенантика освободил. Спасибо тебе, но считаю, что теми алмазами я с тобой расплатился.
Жизнь – за камушки! Видишь, Мэт, как всё в этой жизни переплетено, но взаимозависимо!
Потом я ушел, оставив тебе свой прощальный подарок. В джунглях на меня наткнулся ваш проводник. Он меня не тронул, а просто показал, куда идти и отдал свой нож, за что я ему очень благодарен. У нас не было общего языка для понимания друг друга, но он жестами показал, чтобы я больше никогда не ходил на его земли. Я это пообещал и сдержал слово. Больше я в те земли не ходил. Не за чем. Удивительно бедная страна.
Правда, проводник мог тогда меня выдать, но у меня уже был его нож… Но это к делу не относится. Считай, что это моя пьяная выдумка.
Я вышел к своим, опять присоединился к «гусям». Работал почти во всех странах Африки, и не только Африки, где нам могли заплатить. Потом, уже на юге «чёрного» континента, нам хорошо заплатил алмазами лидер одной из повстанческих группировок Анголы Йонас Савимби и бросил нас в бой на советско-кубинскую группировку. Как сейчас помню эти бои в провинции Куиту – Куанавале! До этого мы гоняли игрушечные армии местных царьков, банды вооруженных молодчиков или почти безоружных африканцев, не знающих тактики и стратегии войны, не имеющих серьезного вооружения. В Анголе же мы встретили настоящих солдат с артиллерией, танками и авиацией, а главное – готовых умирать за победу. Нашу группировку разбили в первом же сражении, а ночью разбомбили и сожгли лагерь. Хорошо, что оплату мы получили заранее, и я убежал, поклявшись не вставать больше на эту тропу войны.
Пользуясь связями в одной из горнорудных компаний, я устроился в нее начальником службы безопасности. Мы охраняли рудники и руководителей компании во время их служебных, и не только служебных, поездок по всему миру.
- И больше не брал в руки оружие и не применял его по живым мишеням? – Матвей старался, чтобы его голос звучал спокойно.
Даан де Йонг криво улыбнулся и стал разливать водку. Подняв рюмку, он хриплым голосом пробурчал – «Здоровье прекрасных дам, которых, к сожалению, с нами сейчас нет!» и выпил, не дожидаясь реакции Матвея.
- Сейчас моя очередь спрашивать! – после этого тоста и активного поглощения закуски де Йонг несколько протрезвел.
- Мэт, ты ведь не сразу нашел алмазы во фляжке? Как тебе это удалось?
- Почти сразу. Жидкости во фляжке было меньше, чем должно.
- Умно! Почему не оставил камушки себе? Как помню, там было на очень приличную по тем временам сумму…
- А что с ними делать? Спрятать и всю жизнь трястись от страха, что найдут? У нас нет частных кимберлитовых трубок, а незаконный оборот драгоценных камней карается и очень сурово.
- Забавные вы люди, русские! Но уже начинаете понимать смысл красивой жизни. Я видел жен ваших чиновников. На них были вполне приличные бриллианты…
Матвей прервал поток красноречия Де Йонга.
- Даан, мяч на моей стороне. А как ты из начальника охраны сырьевой компании стал вице-президентом вашей консалтинговой, как написано в ваших буклетах, фирмы. Ты – ее основатель и владелец?
- Отчасти. Сооснователь и совладелец. Десять лет назад несколько моих бывших собратьев по оружию, включая нашего командира, решили, что хватит нам горбатиться на чужих, а надо самим распоряжаться собственной судьбой. У каждого из нас был определенный «запас прочности», и мы решили сложиться и создать собственную фирму. И – вот! Мы на рынке уже восемь лет! Мы богаты и успешны!
- Я, естественно, просмотрел имеющиеся материалы по вашемуй концерну. У вас разнообразные интересы, и сейчас сферой вашей деятельности является микроэлектроника. Это так?
- Ты прав. У нас много разных проектов, от транспорта до медицины. Но главный тренд в сегодняшнем мире – микроэлектроника, и мы следуем за ним.
- А причем здесь наше дочернее предприятие и его лицензии на месторождения редкоземельных металлов?
- Мэт! Ты – мой спаситель и друг, поэтому я тебе доверрряю, - - заплетающийся язык Даана с трудом продирался сквозь грассирующие «р» французского языка, - ты когда-нибудь слышал про колтан?
Знания Матвея по минералогии не были столь обширны, и он с удовольствием впитал рассказ Даана, пообещав себе позже восполнить пробел в своих познаниях.
- Колтан – это смесь тантала с чем-то латиамериканским. А, колумбитом! – выпивший де Йонг «строил из себя» знатока, явно пытаясь цитировать какой-то рекламный текст - используется при производстве конденсаторов, очень широко применяется в мобильниках, системах слежения, в плазменных телевизорах, в авиации и ракетостроении. Ну, и еще где-то…
Минерал, внимание,- очень дорог, и мало где добывается.
Основное место добычи – Африка, где главные месторождения находятся в Конго. В 98 году там была война из-за этого колтана, в которой погибло около 5 млн. человек. Много моих бывших коллег нашли там свою могилу…
Сейчас только одна маленькая Руанда получает от торговли колтаном около 250 млн. долларов в год. А зачем маленькой африканской стране столько денег?
И еще – в Африку, в том числе за колтаном, очень активно лезет Китай. Они же претендуют на лидерство в мировом производстве электроники! А с китайцами сложно соперничать. Много их! У нас столько патронов нет…
И самое главное! Колтан в Африке добывают ну скажем, в сложных условиях. Вручную, в узких земляных ямах. Работа, за весьма скромное вознаграждение, в основном, для женщин и детей. Журналисты, мать их…, сделали целую серию репортажей об этом, и в мире началась кампания против закупок африканского колтана. Его назвали «кровавым» минералом, и требуют от крупных международных компаний электронной промышленности отказаться от его использования.
Потому и нужны альтернативные источники колтана, хотя бы номинальные. Ими можно прикрыть гигантские африканские поставки, понимаешь! Ведь после переработки практически невозможно определить, откуда завезено сырье.
Такие мелкие месторождения, где колтан присутствует в виде вкраплений в залежи других минералов, есть практически везде. Понемногу его добывают и шведы, и немцы, и даже американцы. Мы приобрели несколько таких мелких месторождений в Гренландии; ведем переговоры в Казахстане… Но совокупные запасы и добыча на этих рудниках, а главное – переработка, по нашим масштабам мелковаты, не позволяют прикрыть основной африканский канал. Потому нам интересно ваше месторождение, где есть возможность показать неплохую добычу.
- Просто – «показать»?
- Да, можно просто показать. Кто же в ваш холод в шахту полезет за сотней килограммов в год этих черных камней? Да и везти его потом надо. Как и куда? В Гренландии вон это поняли… Сидят и только деньги считают, гордые потомки викингов.
Мэт, ты же не используешь мою откровенность для взвинчивания цены на вашу лицензию? Нам ведь надо купить больше половины акций всей той маленькой компании, у которой есть лицензия и пусть крохотное, но зарегистрированное производство. Оно ведь не твое?
Кстати, мне разрешено предложить лично тебе некую сумму – уже твердой рукой Даан де Йонг написал на салфетке сумму с солидным количеством нулей и показал её Матвею, спрятав потом смятую салфетку в карман.
- Столько получишь за подписание контракта на наших условиях! И учти – повышается ваша цена – понижается твой гонорар. И наоборот!
И импортный вице-президент с видом победителя посмотрел на Матвея, ожидая, по меньшей мере, восторга за свою щедрость и гениальность придуманной им схемы материальной заинтересованности торгового партнера.
- И ты так везде работаешь? – Матвей не стал проявлять ожидаемой от него радости, впервые почувствовав сожаление за то, что спас когда-то «Пьера».
- По крайней мере, в Европе. И в вашем, а если точнее, уже в китайском Казахстане, - гордо ответил де Йонг.
- Я – всего лишь советник нашего босса, и не могу влиять на решение совета директоров. Но обещаю забыть всё, сказанное сегодня тобой. Всё!
Здесь де Йонг в очередной раз посмотрел на часы и заторопился в отель. Заплатил, к его явному удовольствию, Матвей, который сразу заметил внимание, с которым Даан смотрел на стоимость блюд, а также явную паузу в извлечении бумажника, которую сделал иностранец при появлении счета. «Прав я был в твоем психологическом портрете. Ты – жадный торгаш!» - подумал тогда Матвей.
Салфетку с написанной цифрой Дан торжественно сжег, прикурив от неё очередную сигарету. Сделал он это уже на улице, ибо в самом ресторанчике, увидев, что он достал пачку, на него так яростно налетела молоденькая официантка, что напыщенный «дикий гусь» сдался без боя.
Матвей проводил де Йонга до самой стойки регистрации отеля. Пока Даан получал у портье свой ключ, Матвей отошел к автомату с минеральной водой. Покупая холодную бутылочку, он успел заметить, что портье указал де Йонгу на ожидавшего в холле неприметного мужчину средних лет в мешковатой куртке. Спрятавшись за колонной, Матвей отметил спортивность и хорошую координацию движений незнакомца, вставшего навстречу подошедшему к нему де Йонгу. Человек был не известен Матвею, но сделанную мобильным телефоном фотографию он отправил одному своему знакомому в …жилконторе.
А вице-президент консалтинговой компании и ожидавший его незнакомец обменялись сначала какими-то словами, затем рукопожатием, а потом направились в полупустое кафе-бистро, находящееся в углу просторного гостиничного холла.