Петр и Дэн
После того памятного вечера в казино недовольным был только Барон. Он остался при своих деньгах, но не сорвал запланированный куш и не сумел приручить Дэна. Так решил Петр. В противном случае, неэтичное, с точки зрения криминальных законов, поведение Барона стало бы достоянием всего воровского мира, что означало бы полное крушение Барона и стоящего за ним клана. А своим положением цыган дорожил, ибо прекрасно понимал, что могут с ним сделать его же сородичи за такой «косяк». Довольна была Лида, сильно испугавшаяся в тот вечер потерять и Барона и Дэна. А деньги... Да мало ли других казино в этом мире! «Уговорю Дэна еще раз» — думала она тем вечером, счастливо уткнувшись носом в плечо спящего рядом Барона и инстинктивно чувствуя в себе зарождающуюся новую жизнь. Врачи только что подтвердили ей радостную новость, и жизнь наполнилась для нее иным, более сокровенным, смыслом. Барон никогда не говорил ей, что хочет от неё детей, но она была уверена в том, что эта весть сделает и его счастливым. Она решила, что скажет об этом через месяц, когда осуществит свой собственный план и будет чувствовать себя равной Барону по положению.
А Дэн был искренне рад встретить Петра, о котором часто вспоминал и внутренне знал, что с его детским приятелем все нормально, а предначертанная им встреча состоится. Судьба никогда не ошибается. Они часто и подолгу разговаривали. Точнее будет так — встречались часто, поскольку Петр пригласил Дэна пожить у него в загородном доме, а говорил, в основном, Петр. Он вдруг почувствовал, сколько же у него скопилось нерассказанного и не постигнутого, и, оказалось, что на свете был только один человек, кому он мог все это рассказать. И кто мог понять и объяснить. Боже, какая смесь мыслей обрушилась на Дэна! Воровская лирика и стремление к самопознанию; тоска по рано ушедшим родителям и боязнь оставить после себя испорченных потомков; желание еще сделать в этой жизни что-то значимое и ощущение предела своих возможностей, наступающего душевного тупика. Дэн слушал, молчал, иногда поощрительно кивал головой, иногда хмурил свой лоб и темнел глазами. Петру этого было достаточно. Он знал, что Дэн его понимает и незримо направляет. Результатом этого общения должна была стать Идея, Смысл, Путь, по которому следовало идти им обоим. И это случилось.
Вечером по обыкновению они сидели на сеновале конюшни и разглядывали сквозь открытое чердачное окно звездное небо. Выговорившийся и от этого почувствовавший себя необычайно легко, Петр замолчал, когда вдруг заговорил Дэн. Один этот факт уже поверг Петра в изумление, а уж то, что он услышал, и вовсе стало для него откровением. — Мы должны создать школу — дом для детей, ну, таких как я. Именно дом, а не интернат. Эти дети, а я их чувствую, они нуждаются не только в том, чтобы им не мешали в их внутреннем мире. Им надо понимание окружающих. Не таких, как они. И любовь. И надо их собирать, пока они дети. Потом будет поздно. Им в одиночку не выжить. Надо или уходить. Совсем уходить. Или уподобляться. На самом ничтожном уровне. Я могу их находить и уговорить окружающих отпустить их со мной. Могу подбирать преподавателей. Это ведь будущее человечества, эти осколки рассеянных по земле знаний надо собирать. Они сольются в Зеркало, в котором люди увидят себя и поймут, куда надо идти. И мне нужна твоя помощь.
Петр сразу загорелся этой идеей. Словно именно для этого и был рожден на этой земле. Как деловой человек, сразу предложил план действий и взял на себя все организаторскую деятельность и расходы. Жизнь его, впервые, обрела смысл, приобрела идеальную форму шара и покатилась ровно и уверенно. Но была в этом смысле одна шероховатость, которой он все время цеплялся за шероховатости бытия. Петр влюбился в Лиду. Влюбился впервые в жизни. Влюбился робко, трепетно, не пытаясь рассказать о своем чувстве даже Дэну. А то, что у Лиды тоже есть Дар, вообще ставило её на такой пьедестал недосягаемости, что Петр и не представить себе не мог, что однажды заговорит с Лидой о себе. И еще он возненавидел Барона. Он прекрасно понимал, что они с Бароном одного, так сказать, поля ...фрукты. Но теперь, когда у Петра появился смысл жизни, он по-другому стал смотреть на многие вещи.
Лида
Лида жила в своем коконе семейного счастья. Отсутствие штампа в паспорте её не смущало, поскольку по всем цыганским законам она была Барону женой. Им соединили руки цыганской шалью в таборе, под звук гитар и бубна. Старая Зара, вынув из беззубого рта почерневшую трубку, сказала им старинные магические слова, соединявшие уже много веков семейные пар этого беспокойного и гордого кочевого племени. Правда, Лида не знала главного. Сразу после их свадьбы Зара пригласила Барона и поведала ему тайное поверье их рода. Якобы, давно еще было предсказано, что именно Барон станет последним вожаком их кочевой семьи. — И передано мне было так: «Все дети нашего последнего вожака будут умирать в чреве матери, а если будет зачат мальчик — он тоже умрет, не родившись, и погубит он род наш». Это проклятие было наложено на нас несколько веков назад. Сейчас уже никто не помнит, за что... Смотри, Барон, тебе решать, стоит ли иметь собственных детей, — старая Зара затянулась трубкой и ушла. Промолчал тогда Барон, ничего не сказал он Лиде. Продолжал жить, как прежде, но знал — старым преданьям верить надо. И не спешил, по цыганскому обыкновению, заводить детей.
Лида легко влилась в жизнь большой цыганской семьи. Словно и вправду была она в прошлой жизни цыганкой, или всё-таки согрешила какая-то из её прабабок с красавцем — цыганом и внесла ген «чавелов» в тихий хромосомный ряд татаро-славянского племени. Лида быстро прошла по всем ступеням жизни цыганки — от гадания до краж из квартир. Ей не было равных в охмурении остальных граждан нашего многострадального отечества. И женщины и мужчины сами отдавали ей деньги и незатейливые украшения, старушки со слезами на глазах отдавали свои пенсионные накопления. И никогда потом не вспоминали, кому именно они все это отдали. Но когда на спор Лида подошла к участковому, и тот отдал ей свой табельный пистолет, испугались даже её прожженные товарки. Барон сразу же узнал о случившемся и строго — настрого запретил Лиде выходить «на промысел». Но её жгучей натуре не сиделось дома без дела. Идея пришла вечером, когда по телевизору, в очередном выпуске «Криминальных новостей» показали суд над группой аферистов, оформлявших на себя по подпольным документам квартиры умерших одиноких людей. Лида внимательно просмотрела сюжет и утром предложила Барону схему действий. Первая реакция Барона было резко — негативной. Какой же цыган сразу согласится с предложением женщины! Но уже через пару дней он изложил своим помощникам этот план в несколько видоизмененном виде. Лида, естественно, промолчала, громко похвалив Барона за оригинальность идеи. И работа пошла.
Люди Барона находили одиноких людей с хорошими квартирами. Затем к старикам «подводили» сердобольных мужчин и женщин, готовых ухаживать за ними в обмен достававшуюся им по завещанию квартиру. Молодым «подставляли» друзей и подруг, которых те прописывали, а затем и переводили на них квартиры. Каждый вариант прорабатывался индивидуально. Схема стара, как мир. Но Лидино участие в этой работе обеспечивало быстрое согласие клиентов на предлагаемый им вариант и столь же быстрое оформление документов. И нотариусы, не кривя душой, свидетельствовали полную адекватность дарителей и абсолютную добровольность их действий. Кроме того, Лида «обрабатывала» соседей своих «клиентов» таким образом, что те единодушно свидетельствовали о том, что «помощники» много и плодотворно помогали по хозяйству, совместно вели это самое хозяйство, всячески опекали и любили своих подопечных. Финал известен — за год через Барона прошло около десятка легально оформленных и тут же дорого проданных квартир. У Лиды уже была своя квартира в престижном районе и машина с водителем. Она и Дэну купила квартиру. Именно купила, а не оформила одну из приходящих к ней «по наследству». Это было условие Дэна. Она показывала ему и «те» квартиры, которые были гораздо лучше его нынешней «хрущевки», но Дэн, только войдя в дверь, сразу выходил, ничего не объясняя. Он согласился на покупку квартиры потому, что ему надо было где — то жить и думать, а дома Лиды и Барона ему явно не подходили. Линии жизни Дэна и Лиды стали заметно расходиться, и им было уже трудно находить прежнее взаимопонимание. Лида была вся во власти игры, что совершенно не воспринимал Дэн.
Но Лиде было уже скучно. Ей надоело однообразно «окучивать» «клиентов», переодеваться для этого в неброскую одежду, прятать лицо. Ей хотелось известности и узнаваемости. Она росла вместе с вновь возникающим капиталистическим строем нашей страны, и, выражаясь его же языком, созрела для перехода из категории «подпольных цеховиков» в легальный бизнес. Обставляя собственную квартиру, она побывала несколько раз в антикварных салонах, а потом и на аукционах. Впереди вырисовывалась красивая цель — собственный художественный салон. Далее, как в волшебном сне, выставки, вернисажи, столичная и мировая богема! Заведя несколько полезных связей среди оценщиков и средних антикваров, Лида быстро поняла, что этот мир уже плотно заселен и давно поделен на деляночки. С высоким забором, злыми собаками и вооруженной охраной. И собирание по фрагментам своей коллекции, а что еще сложнее — получение знаний и положения в обществе займут не один десяток лет. Выход был только один — стать законной наследницей уже готовой коллекции, а еще лучше, еще и потомком известного рода или творца нетленных произведений. И тогда вот он — вход на Олимп и лавровый венок победителя! И опять началась работа.
Примерный процесс прекрасно описан Ильфом и Петровым в бессмертных «Двенадцати стульях», и нет нужды уподобляться гениям в описании этого увлекательного процесса. Перебрав несколько вариантов, которых в столице оказалось не так уж и много, Лида вышла на Павла, замкнувшего на себе несколько ветвей столпов российского дворянства и родоначальников школы раннего советского искусства. Но у Павла были жена и сын. И в голове у Лиды родился чудовищный план. Вот уж, воистину, нет предела женскому коварству, алчности и хитрости. Особенно в борьбе за своё. Даже если это «своё» еще только желаемое.
Матвей и Дэн
Дэна отследили на второй день наблюдения за Лидой. Дабы не спугнуть её слишком плотным кольцом наружного наблюдения, взяли под контроль её мобильный телефон. Вы ведь знаете, искушенный читатель, что мобильный телефон, даже отключенный, можно локализовать в городе с точностью до «сотки», то есть ста квадратных метров? Вот сначала услышали, как Лида назначила Дэну встречу в «нашем кафе», а затем и нашли их обоих. Эта пара странно смотрелась: роскошная, ухоженная и уверенная в себе Лида напротив худощавого Дэна, в стоптанных кроссовках, линялых джинсах и такой же рубашке. Оперативникам не удалось записать весь их разговор, но окончание его было достаточно красноречивым. — «.... Понимаешь, Дэн, это будет наш с ним ребенок. Я не хочу, чтобы ребенок повторил мою судьбу и сделаю все, чтобы он рос в любви и достатке. Я не знаю, сколько будет еще таких оформлений, но это — самое безобидное из того, чем можно заработать. Люди ведь все равно умирают, близких у них нет. Так лучше, если все достанется нам, кто знает, что такое жизнь, чем каким-то пьяницам или ворам — чиновникам. Дэн, прошу, найди его! Ты ведь можешь это сделать. Он неизлечимо болен и в эти последние дни нуждается в уходе. Я могу это обеспечить, честно. Тем более, что имущество свое он давно завещал моему фонду. Ну, не молчи...
— Лида, мне все труднее тебе верить. Ты научилась не пускать меня в свои мысли, да мы с тобой давно уже не чувствуем друг друга как раньше. Но это твое право, но раньше ты полностью доверяла мне. — Ты тоже закрывался от меня, когда хотел, но я не называла это предательством. — Да, ты права. Так было раньше, но я делал это не специально, Это было помимо меня, словно кто-то предостерегал меня. Но сейчас я занят совсем другим. Ты же знаешь, мы с Петром создаем школу — интернат. Для таких, какими были мы с тобой. И все мои мысли там. Я не могу распыляться. Мне надо искать этих детей, преподавателей. Петр ведет всю организационную работу. Я помогаю ему, пробиваю косность и коррумпированность в головах людей, принимающих решения. У нас уже есть земля, идет строительство, скоро приедут первые воспитанники и преподаватели... — Дэн, ну, хороший мой! Я, то есть мой фонд, даст вам денег на этот проект, помогу в организации общественной кампании в его поддержку. Только найди его! — Ну, хорошо. Ты всегда умела настоять на своем. Только потому, что он болен. Давай мне что-нибудь из его вещей, то, к чему он прикасался».
Следившие за нами оперативники видели, как Лида передала Дэну какой-то конверт. Дэн положил его в нагрудный карман рубашки. — «Ну, хорошо, я поработаю с этим вечером. Потом тебе позвоню. — Не надо звонить! Давай, встретится завтра здесь же, в это время». Не дав Дэну ответить, Лида вскочила, чмокнула его в лоб и убежала к машине, ждавшей её у кафе. Водитель открыл ей дверь, помог сесть, и через секунду мощный Мерседес унес Лиду в круговорот жизни. Дэн привел слежку к обветшалой «хрущевке» на окраине города. Он редко теперь бывал здесь, проживая основное время у Петра. Но сегодня он пришел сюда. Он медленно поднялся на свой четвертый этаж и открыл обшарпаную дверь. В комнате стоял накрытый пледом топчан, письменный стол и большое продавлено кресло, поставленное напротив окна. Во второй комнате, сквозь приоткрытую дверь виднелись груды книг и ящиков. Не став запирать за собой дверь, Дэн сел в кресло и закрыл глаза. Через несколько минут он открыл глаза и прямо посмотрел на вошедшего в квартиру Матвея. — Я — Матвей, — вошедший протянул руку. — Я знаю. Заходи.
— А руку пожать? Как принято. Дэн чуть усмехнулся. — А без касания не получается? — Нет.
— Тогда — на. Изучай. Коснувшись руки Дэна, Матвей искренне поразился, настолько мощный поток энергии, абсолютно положительной, играющий всеми оттенками голубого цвета, стал перетекать в него из руки Дэна. Опасаясь, как бы этот поток энергии не растворил его собственную сущность, Матвей отдернул руку. — Ну, ты даешь! — Как там Николай Николаевич? — как ни в чем не бывало спросил Дэн. — Он за вас очень тревожится.
По лицу Дэна Матвей понял, что мог бы и не отвечать. Видимо, Дэн не терял своего бывшего куратора из поля своего внутреннего зрения. — Зачем ты помогаешь Лиде? — Матвей уже понял, что с Дэном надо разговаривать прямо, — она ведь убивает людей из — за денег. И Павла, которого она просит найти, ждет та же участь. Его жена и сын уже погибли. — Это не так. Она опекает больных и одиноких. А что касается денег, она их тратит не только на себя. Матвей никак не мог понять, почему Дэн, так легко читающий в головах других людей и знающий будущее, не видит истинного лица Лиды и Барона. — Ты что, никогда не пытался заглянуть в её мысли? Хотя бы из любопытства?
— Я не любопытен. А её я знаю очень давно и верю ей. И столько было искренности в словах Дэна, что Матвей вдруг понял, что люди, подобные его собеседнику, могут быть очень прозорливы только в отношении враждебных или еще незнакомых им людей. А потом, когда адаптационный период пройден, и взаимный интерес превратился в привыкание, «третий глаз» попросту «замыливается», скользит по привычной для него внешней оболочке ауры, не пытаясь проникнуть внутрь. Это как в браке, в длительных семейных отношениях. Если они не потревожены каким-либо внешним фактором, заставляющим по-другому взглянуть на казалось бы привычные вещи, то так и будут течь, ровно и спокойно, довольствуясь лишь внешним благополучием происходящего. — Поехали! Матвей решительно взял Дэна за плечо и потянул к двери. — Зачем? — пытался, было, возразить Дэн, но в действиях и мыслях Матвея было, видимо, столько положительной решимости, что Дэн ступил.
Матвей привез Дэна к загородному дому и просто втолкнул его в комнату, где что-то увлеченно мастерил Павел. Потом Матвей закрыл дверь. На долгих двадцать минут. Сначала за дверью было полное молчание, затем раздался глухой стон. Дверь тихо приоткрылась, и из комнаты вышел Дэн. Павел остался сидеть за столом, обхватив голову своими крепкими руками. — Вези меня к ней, — Дэн был напряжен как стрела, а глаза под нахмуренными бровями стали грозно-синего цвета.
И даже если бы Матвей не хотел этого делать, он не посмел бы отказать. Уточнив у оперативников, где находится Лида, Матвей отвез Дэна к её городской квартире. По пути он дал команду охране своего шефа плотно блокировать этот квартал и не пускать в подъезд никого, кроме жильцов. Особо было приказано не допустить проникновения в квартиру Барона и его людей. Это было, как оказалось, весьма предусмотрительным. Дежуривший у дома Лиды водитель её машины видел, как к дому подъехали и вошли в подъезд, вместе с кстати подвернувшимся соседом, Матвей и Дэн. Водитель, очевидно, сразу сообщил о нестандартной ситуации Барону, поскольку уже через двадцать минут весь двор был забит автомашинами, а боевики Матвея и Барона «хвастались» друг перед другом знанием ненормативного русского языка и новейшими образцами стрелкового оружия. Ситуацию «разрулил» потрепанный милицейский УАЗик, из которого выскочили четыре СОБРовца в масках, бронежилетах, с короткоствольными автоматами. Они сноровисто положили лицом в грязь и цыган и бывших оперов, с удовольствием попинали своими ботинками их дорогие костюмы, а затем усадили в подъехавший автобус, предварительно разоружив.
Когда Матвей и Дэн поднялись на нужный этаж, Лида уже открыла дверь и стояла, бледная, держась обеими руками за косяк. Дэн приказал Матвею: — Стой здесь!
И так это было сказано, что скажи Дэн — «Лежать!», и Матвей лег бы у двери на пол. Конечно, когда Лида и Дэн вошли в квартиру, Матвей — чисто в силу своей природной любознательности — прислонился к двери ухом, пытаясь поймать хоть слова из этого разговора. Но, то ли дверь действительно была звуконепроницаемой, то ли Лида с Дэном снова перешли на свой внутренний язык, Матвей ничего не услышал. Он едва успел отскочить в сторону, как дверь резко распахнулась. На полу прихожей лежала Лида, поджав колени и прижав руки к своему животу. Дэн, открывший Матвею дверь, отступил в сторону, шепча — «Слишком сильно ударил. Слишком сильно...». Вызванная Матвея машина «Скорой помощи» приехала на удивление быстро. В больнице врач сказал, что потеря крови от внутреннего кровоизлияния очень серьезна.
— Я отмечу в заключение, что, несмотря на отсутствие внешней гематомы, причиной кровоизлияния мог быть сильный удар, — при этом он с явным подозрением посмотрел на крепкого Матвея. И даже не взглянул на вжавшегося в больничный диван и от этого ставшего совсем маленьким Дэна, который в своих джинсиках и стоптанных кроссовках походил на испуганного школьника. Да он и будет таким до конца дней. Маленькая собачка всегда щенок; в белокурых вихрах не будет видно седины, а взгляд его глаз всегда будет прямым и открытым, без морщин зависти и лукавства. Задумался так Матвей и чуть не упустил последние слова врача: — .... и может потерять ребенка.
При этих словах Дэн вздрогнул, отстранил рукой врача и вошел в осмотровую палату, где на кровати-каталке, под белой простыней, лежала Лида. Ни врач, ни находившаяся в палате сестра не сказали Дэну ни слова и даже не пытались его задержать. Они просто замерли, словно не замечая Дэна. Дэн взял Лиду за руку и закрыл свои глаза. — «Где-то я это уже видел, — подумал Матвей и тут же себя одернул — хватит думать, мыслитель, опять что-нибудь упустишь». Но последняя мысль все-таки успела вспыхнуть в квадратно-гнездовом мозгу солдата — «А у тебя, Матвей, едва нашлись бы душевные силы, чтобы ценой собственного здоровья втягивать в эту жизнь убийцу...». Дэн спас Лиду. Но не в его силах было спасти ребенка. Почти хэппи-энд, как говорят китайцы.
Но совсем другой конец был у истории, которая произошла в тот же день в загородном доме Барона. Петр, узнав, что Лида в больнице, подъехал туда и за бумажку с портретом американского президента узнал у кого-то из медсестёр, что у Лиды было внутреннее кровотечение, видимо, после сильного удара, и она потеряла ребенка. Не успела словоохотливая сестричка рассказать о том, что сейчас жизнь Лиды вне опасности, как Петр и его охрана ринулись к цыганской резиденции. Только что отпущенному из милиции Барону уже рассказали о Лиде и их погибшем ребенке, и он сильно пил в гостиной, вспоминая старинное проклятие своего рода. Сметя внешнюю охрану, Петр и его люди вбежали в дом. Горячие головы, Барон и Петр, они даже не успели поговорить. В ход сразу пошло оружие. Полегли в той схватке многие, особенно цыган, потому что Петр и его люди были опытнее, лучше вооружены и напали неожиданно. И Петр и Барон погибли в первые же минуты боя, так и не сказав друг другу, что любили одну женщину.